В продолжение разговора. Или что понимает Оскар фон Ройенталь под "признанием в любви"...
Часть 8 Ветер. Холодный, равнодушный. Темнеющие гряды облаков бегут все быстрее и быстрее. Полы легких шинелей развеваются и резко хлопают под порывами.
- Лишние потери в живой силе, планеты Альянса, слабеющие от необходимости вести долгую войну – вот аргументы, - голос Зигфрида ясен и негромок. Как в тот час, когда в кабинете коменданта Гайерсбурга решалась судьба кораблей Аттенборо.
- Адмирал Ян не станет подчиняться губернатору, присланному Рейхом.
- Это и не нужно: самоуправления под его началом – достаточно.
Какая страшная пропасть пролегла нынче между теми, кто мог бы быть друзьями! Или же… О беседе его светлости с генерал-адмиралом Кирхайсом в точности не известно. Возможно, было прямое указание о проверке лояльности. Верность. Превыше дружбы, боевого братства… Нужно выяснить немедленно. Уймись же, сердце!
- Признав необходимость покушения на Трюнихта, по сути, я признаю возможность победы Яна в любом случае? Вы ведь так выразились? – глаза сощурились против воли, мышцы на скулах напряглись, скрывая чувства. Что ж, это будет славный бой!
- Да. В том случае, если адмирал Ян будет жив. Не гневайтесь, Оскар. Выслушайте. Победа Альянса возможна только тогда. И, если он откажется вести переговоры, мне не хочется думать о необходимости его устранения. Этот человек нужен.
Нет, мир обрушится не сегодня! Есть вещи неизменные: что бы ни говорил и ни думал Зигфрид Кирхайс – он всегда говорит и думает о Галактической Империи Райнхарда фон Лоэнграмма.
- Вы – удивительный человек, Зигфрид. Боги послали мне вас в отместку за ограниченность мышления! Право, оставьте Яна и глав Альянса по-прежнему мешать друг другу: пока это происходит, нет нужды думать ни об устранении Чудотворца, ни о его возвышении!
Свести разговор к шутке в покровительственном тоне – не самый оригинальный ход. Но это лучше, чем могильный холод, пробегающий по спине при одной только мысли о выборе между верностью другу и верностью кайзеру Райнхарду фон Лоэнграмму. Ветер треплет огненно-красные волосы… в глубине спокойных синих глаз – непреложность Судьбы…
- Печально осознавать, что вы правы. Слишком много жизней будет отнято.
- И все же, ваша невероятная идея была бы поддержана мною… Быть может, и его светлость задумывался о подобном. Но невозможно спасти Яна и его солдат от данной ими присяги.
Никогда в жизни еще не доводилось говорить слов, столь близких к признанию в любви! Никогда еще не доводилось стать поверенным столь сокровенных мыслей!
Второй мост, из шлифованных серо-желтых плит, скучноватый, ровный, как продолжающая его дорожка, остался за спиной. По обе стороны простирался обширный луг, обрамленный деревьями. Колючий ветер раскачивал посеревшие кроны, гнал скомканные тучи.
- Еще одно, Зигфрид. Предложи вы его светлости рассмотреть вариант адмирала Яна в качестве главы территорий самоуправления, вас не поняли бы. Кайзер Райнхард фон Лоэнграмм не нуждается в соправителях.
Кирхайс в изумлении повернулся:
- Соправителях?! Нет, это мне не пришло в голову. Ян Веньли – хороший подчиненный и хороший управленец. Вся его тактика направлена на, я бы сказал, уклонение от верховной ответственности.
Мимо его воротника протанцевало на ветру несколько снежинок. Разом потерявший краски парк наполнился неясным шумом. Видно было, как полосы ветра, пригибая траву, пересекают дорожку.
- Вот как? Ни разу не думали о возможности существования соправителя?
- Нет. Ни разу.
- Наверное, вы правы… Но все же… Что за ледяной холод окружает того, кто взял свою величайшую вершину! Впрочем – любого, кто оказался один на один с равнодушной судьбой. Когда-то, много лет назад так впервые я увидел Миттермайера… Он собирался драться с десятком идиотов, нимало не задумываясь, чем кончится дело. Нельзя было остаться в стороне… Однако они тоже не задумались о последствиях. Это в итоге все решило.
- Значит, вот как все было? Что ж, ваших противников нельзя винить: они не знали, что присутствуют при рождении сверхновой. К тому же, Двойной.
Друзья переглянулись и рассмеялись. Внезапно Кирхайс закашлялся и, приложив руку к левой ключице, остановился. Оскар вдруг понял, что правая рука, нывшая еще утром, болит от холода. Значит, Зигфриду приходится гораздо труднее… За разговором они ушли достаточно далеко от усадьбы. До начала метели вернуться не удастся. Он положил руку на плечо друга:
- Пойдемте быстрее. Вон за теми платанами – Охотничий домик. Укроемся там.
Оставшийся путь они проделали почти бегом. Когда Оскар, не без труда отыскав на связке маленький серебристый ключ, отпер стеклянную дверь и пропустил друга вперед, резкий порыв ветра швырнул ему в лицо первую горсть мелкого жгучего снега.
На деле Охотничьим домиком в усадьбе называли зимнюю беседку, две стены ее были из камня, две – из стекла. С давних пор там было принято размещать гостей, предпочитавших уединение, поэтому Йозеф и Берта всегда перед приездом хозяев относили в Охотничий домик все необходимое для комфортного обустройства – на всякий случай.
Адмиралы сняли шинели и оставили их на спинках стульев, чинно расставленных вокруг овального стола. Кирхайс потер ладони и огляделся:
- Я разожгу камин.
- Я поищу вино и кофейник, с вашего позволения.
В беседке была только одна комната, но вдоль двух каменных стен были незаметно устроены крошечная гардеробная, ванная и кухонька, где развернуться удалось бы только слугам. Туда-то и направился Оскар. К его большому удовольствию, припасов было достаточно. Выбрав наугад из двух незнакомых сортов полусладкого вина, он, не раздумывая, перелил содержимое бутылки в стальной кофейник, отыскал две чашки потолще и вернулся в комнату.
Зигфрид устроился на большом меховом ковре возле углового камина, который уже полыхал, веселым ревом давая знать, что холоду в Охотничьем домике делать больше нечего. Юноша сидел, обняв колени, огонь освещал его лицо и спокойно лежащие крупные кисти рук. На костяшках пальцев виднелись едва заметные следы: видимо, Кирхайс уже начал тренироваться регулярно.
Ройенталь опустился на одно колено перед камином, слегка передвинул пару поленьев и поставил кофейник на таганок. Вскоре вино уютно загудело, и, обжигая пальцы, он переставил потемневший сосуд на каменную приступку, разлил темно-рубиновую, на удивление пахнущую изюмом и горными травами, горячую жидкость по чашкам. Осторожно передал одну другу. Пальцы нечаянно коснулись гладкой кожи на ладонях Зигфрида, и, делая первый терпкий глоток, Оскар внезапно почувствовал, как под левой ключицей грудь пронзает боль. Чужая боль.
- За его величество кайзера Райнхарда фон Лоэнграмма, - выговорил он твердо.
В сапфировых глазах отразились всполохи огня.
- За процветание Галактики под его рукой.
Мягкое тепло начало распускаться в жилах подобно сотням цветов. Ройенталь расстегнул ворот, потом снял китель вообще, улегся, опершись на локоть. Живой, мирный огонь притягивал: только на планетах можно оценить всю дерзость того, кто первым дал людям рыжий лепесток неизмеримой яростной звездной мощи. Рядом с локтем вновь появилась полная чашка. Он повернул голову. Кирхайс, уже вернулся на свое место и, улыбаясь, расстегивал воротник:
- Становится жарко. Отличное место!
- Да, особенно если глянуть на улицу.
Сквозь французские окна, завешенные легкими серыми шторами, видно было, как снежные хлопья, наискось падая, исчезают у самой земли.
- Не только поэтому, - юноша бережно обхватил свою чашку, - во всем видна рука хозяина.
Оскар украдкой глянул на тумбочки возле кровати и понял, что неминуемо краснеет. В каждой из них, как он вспомнил по описи, прилежно составленной Йозефом, лежит маленький дорожный набор со всем необходимым… Он медленно перевел глаза на чашку, сделал вальяжный глоток и беспечным тоном произнес:
- Это заслуга управляющего. Будь моя воля, тут были бы книги, и - много.
Оставалось надеяться, что краска на щеках будет приписана действию горячего вина: в конце концов, на скулах Зигфрида уже тоже играл румянец.
Плавно, будто обтекая стоящую рядом чашку, Ройенталь поднялся, чтобы снова сесть. Он знал, что его движение не укрылось от внимательных глаз.
Тем слаще новый, обжигающий глоток. Выжидая, наблюдать… Только что белой витиеватой ручки касались эти пальцы… Глоток Судьбы. Так, наверное, полнится жаром вино Вальхаллы… Он тоже пьет: задумчиво, медленно… словно прислушиваясь к неведомому… Нет, это время не для бесплотных чертогов. Оно для жизни, которая кипит в крови – кто знает, сколь долго это продлится!