Меня уже спрашивали, будет ли энца. БУДЕТ. Но Оскар - умница и понимает, что натурал затащить в постель другого натурала (влюбленного в в девушку притом) может ой как не сразу.
Да и сам Оскар пока в себе с трудом разобрался. В общем, не успели мальчики отобедать вместе, как их уже накрыл Райнхард)))
Часть 4.
читать дальшеВысокая страсть или высокая верность? Да может ли подобное испытывать двадцатилетний юноша? Что он, выросший в благополучной семье бюргеров, знает о жизни?! Он, сделавший карьеру лишь благодаря близости к солнцу.
Близость к солнцу опаляет, Оскар. Ты видел это. Сегодня утром. Он имеет право выбрать свою судьбу. Как и ты.
Жаркая волна ударяет в сердце! Как хорошо, как спокойно … нет, это не обычная веселая ясность ума и тела после хорошей тренировки… Благодарность: все стало на свои места в тот день, когда в ответ на бросок Зигфрида к Ансбаху, тело бросилось вперед само и навсегда лишило душу сомнений. Тени не могут быть там, куда вошел свет. Нельзя любить солнце, ему можно только служить, можно принимать его свет, благодатный и жестокий одновременно.
Благодарность и – нежность. Да, он младше, и знает жизнь хуже. Стоял тогда столбом, пока маленький дамский ножик истерично плясал у горла графини Грюневальд… А на луч, ударивший из кольца – удивился. Но в одном он прав: есть Свет, отдать жизнь за который – достойнейшая цель.
Нет, Оскар. Не лги себе. Ты…отдал бы жизнь за обоих. Тогда, в громадном гранитном склепе зала совета только ты, содрогаясь от отвращения, расслышал хрипящий смешок Ансбаха: «Отнять половину…»
…Алая сверкающая обшивка корабля, обтекаемые линии – воплощение простоты и совершенства… оказаться бы сейчас на «Барбароссе»: счастливо миновать все любопытные взгляды по дороге, назвать себя у дверей каюты… войти. Наверно, он спит, в точности так, как велели врачи: на спине, верхняя часть тела приподнята горой подушек. Вытянувшись, как все смертельно усталые люди. Или, может быть, читает? Говорят, он любит читать. Мягкий свет льется на лицо сбоку, и оно кажется совсем юным. Что-нибудь о невероятной древности: о вождях и сражениях. В усадьбе отца были целые лабиринты старинных книжных шкафов. «Ландшафты Древней Германии», «Беовульф», «Энциклопедия чудищ»…никто не отбирал у маленького Оскара книг: всем было как-то наплевать.
Книги были - настоящее. Остальное было фальшью и фарсом. Это вначале было страшно. В детстве. А потом – только презрение. И страсть к одиночеству. Одиночество никогда не обманет.
Он задвигает дверь каюты и бросается на постель, шелковые простыни сухо свистят, принимая его тело. Неотступная, предательская мысль заставляет метаться, зарываясь в одеяло все глубже: «Мы не сможем объясниться. Даже просто поговорить без свидетелей – невозможно». Никогда, никогда этот строгий юноша не примет слова о верности, без которой Оскар теперь не мыслит своей жизни! О, эта пытка – молчать, когда тебя разрывает на части невозможное будущее, когда на тебя смотрят сотни глаз, жаждущих твоего падения!
Оскар прикрывает глаза тыльной стороной руки: довольно! Нет смысла думать обо всем этом. Но перед внутренним взором снова и снова тянется вереница видений: Зигфрид приветственно подает руку – в его печальных глазах на мгновение зажигается свет радости…Оставь! Это невозможно!.. Огненно-красные кудри – над распечатками карт, губы что-то прилежно шепчут…потом дуют на дымящийся кофе. Глоток – и чашка, не глядя, отставлена: тысяча кораблей Альянса исчезнет в бездне. О, боги! Лучше это было бы просто дружбой двух адмиралов, Оскар фон Ройенталь... Побелевшие пальцы вновь упрямо впились в резной край стола… а твоя рука, как в кошмарном сне, вновь и вновь, прикипает к черному бархату, и он разворачивается крылом вечной ночи! Поздно: ты уже ощутил теплоту и биение пульса в напряженных мускулах, и это жжет тебя, как огнем.
Путь, каков бы он ни оказался, выбран. Медлить, выжидая, - недостойно. Поражение, смерть, даже позор – все равно.
Он так и не сомкнул глаз. Спасительное утро не спешило. Задолго до обычного времени Оскар, поднялся, пошатываясь, двинулся в ванную. Привычный холодный душ только немилосердно исхлестал его. Бреясь, он глядел в отрешенное зеркальное стекло и ужасался: воспаленные глаза, отчаянное, затравленное выражение, тело бьет озноб. Как он будет работать? Это слепой ночью позор открытого признания чувств казался благом по сравнению с пламенем, бушующем в душе и теле. А сейчас ему представились карьера, рухнувшая из-за эмоций, косые взгляды бывших приятелей, недоумение Вольфа и, самое мрачное: холодное недоверие кайзера Райнхарда фон Лоэнграмма.
Оскар намеренно точным, изящным движением отложил бритву, плеснул в лицо еще и еще горсть ледяной воды. Время одеваться, просматривать сводки и выходить в большой мир. Время привычных дел и привычной сдержанности.
Он не успел дойти до своего кабинета, как глазам его представилось необыкновенное зрелище: двери медицинского отсека резко распахнулись и пропустили…генерал-адмирала Кирхайса. Даже издалека было видно, что тот красен, как рак. Зигфрид задумчиво двинулся по коридору, время от времени поглядывая на свое левое предплечье.
Времени, чтобы избежать встречи не осталось, и Оскар, зная по сводкам, что положение особо не изменилось, быстро придумал другую тему для разговора и окликнул сослуживца. Они обменялись рукопожатиями. Сегодня генерал-адмирал Кирхайс выглядел несколько лучше, однако в глазах все также стояла печаль. И все же, что-то изменилось…
- Рад приветствовать вас, амд… Зигфрид. Надеюсь, наш доблестный начальник хирургического отделения не метал в вас громы и молнии?
- Здравствуйте, Оскар! Хм, н-нет…- выражение лица у Зигфрида стало необычным, - Просто отругал немного. Сказал, что расценивает мое позавчерашнее поведение, как побег.
- Если бы вы не сделали это, мне пришлось бы отдуваться перед начальником штаба в одиночку, так что лично я вам очень благодарен. К тому же, ваш заместитель вчера счел, что я морю вас голодом. Думаю, я должен вам ланч.
- Мне тоже стоит поблагодарить вас: начальник штаба всю неделю совещался со мной по известному делу, и я не знал, как прекратить это. Что, Беренгрюн? Он так сказал? Да, вспомнил: он и в госпитале кому-то выговаривал, что я ничего не ем. Буду рад разделить с вами трапезу.
- Что ж, весьма удачно. Здесь же, в час пополудни?
-Да, Оскар. До встречи.
Войдя к себе в кабинет, Оскар кинул недобрый взгляд на темную гладь огромного экрана и тут же вызвал шеф-повара. Господин Шеллерман служил еще покойному герцогу Брауншвейгу. О его таланте и необыкновенном отношении к жизни ходили легенды. Генерал-адмирал фон Ройенталь ожидал увидеть что угодно, только не человека с почти военной выправкой, полного спокойного аристократического достоинства. Шеллерман подошел к столу и поклонился. Оскар заметил, что седые волосы мужчины убраны в аккуратный хвост, который однако был заметно длиннее, чем носят придворные. Взгляд густо-серых глаз неспешно прошелся по лицу коменданта, по его рукам, оставив без внимания документы , лежащие на столе.
- Доброе утро, господин Шеллерман. Я жду на ланч генерал-адмирала Кирхайса и надеюсь, что вам будет достаточно времени на подготовку.
- Доброе утро, господин комендант. Вполне достаточно – в любом случае. Однако могу я уточнить у вас некоторые тонкости?
- Разумеется, господин Шеллерман. Что вы хотите узнать?
- Генерал-адмирал Кирхайс происходит не из дворянской семьи? Он был не так давно тяжело ранен? Скоро, по всей видимости, он и его флот отправляются на позицию?
- На все три – «да», господин Шеллерман. Что-то еще?
- Вы не были с ним хорошо знакомы ранее, господин комендант?
- Нет.
- В таком случае, я предложил бы подать ланч в малую обеденную залу, что примыкает к этому кабинету. Оленина под соусом из диких ягод, вино, фрукты, пять-шесть сыров, кофе с пряностями.
- То, что нужно, Шеллерман! В час пополудни.
- Будет исполнено, господин комендант. И вы лично можете зайти в залу минут за двадцать – посмотреть сервировку. Все ваши замечания будут учтены.
- Не нужно, господин Шеллерман. Благодарю вас.
Когда необыкновенный шеф-повар вышел, Оскар откинулся на спинку герцогского кресла и принялся размышлять. Среди документов, разложенных на столе в день беседы втроем с генерал-адмиралом Кирхайсом и начальником штаба Оберштайном, была подробная карта Феззана. Зигфрид, увлеченный планом разгрома патрулей Альянса и своими печальными мыслями, не придал ей значения. Оберштайн, кажется, карту вообще не заметил. На деле идея генерал-адмирала фон Ройенталя была очень проста: его полная лояльность не была очевидна начальнику штаба. Застав адмиралов «врасплох», как он полагал, Оберштайн должен был бы учесть и то, что кто-то из них выдаст намерение перейти на сторону врага. Альянс в случае Ройенталя исключался, а вот поверить в его совместные действия с Рубинским…если не начнется некая тайная проверка на Гайерсбурге – это будет удивительно. Это будет значить: Оберштайн не заметил, не считает нужным передать информацию его светлости или уже передал, но его светлость избрал тактику выжидания. Феззан? Что ж, неплохо бы упомянуть при Зигфриде некие мифические угодья на этой планете: он не будет расчетливо ждать, а скажет командующему сразу же. Правда, в таком случае убеждать Райнхарда фон Лоэнграмма в своей лояльности будет уже бесполезно. Однако станет гораздо понятнее, какую игру ведут опытный Оберштайн и молодой генерал-адмирал.
Усмехнувшись неожиданной идее, Оскар фон Ройенталь перешел к делам Гайерсбурга. Следовало поскорее выяснить, каким образом при необходимости можно организовать быстрое перемещение крепости.
В назначенное время доложили о приходе генерал-адмирала Кирхайса, и они оба перешли из кабинета в малую обеденную залу.
К удивлению Ройенталя, комната имела гораздо более обжитой вид. Помпезная мебель, обитая все тем же красным узорчатым шелком, была заменена на изысканный гарнитур со светло-зеленой отделкой. Все - драпировки стен, букет из луговых цветов в нише, стол с белой крахмальной скатертью, простой белый фарфор с чуть выступающим орнаментом, - дышало спокойствием и уютом. Казалось, стоит отдернуть легкую занавесь – и откроется вид на залитую солнцем лужайку старого парка. Оскар поймал себя на том, что ему очень хочется утащить из вазы виноградину. Аромат жаркого, неслышный в кабинете, здесь витал с дразнящей упоительностью, и когда они сели за стол, от бокала красного «Нойе Сан-Суси» не отказался даже сдержанный Зигфрид.
Поначалу беседа вращалась вокруг сводок, и в частности, действий Фаренхайта, которым оба адмирала, не сговариваясь, дали высокую оценку. Потом, когда Оскар процитировал кое-что из «Стратегии и тактики первых из рода Гольденбаумов», Зигфрид ответил тонким и умным разбором, и они перешли на книги по военной истории. Во многом их вкусы оказались похожи, но Ройенталь, предпочитавший подходить к политике с более приземленной точки зрения, привел несколько примеров, касающихся Феззана.
- Я видел у вас подробную карту, Оскар, - ни во взгляде, ни в голосе Кирхайса не изменилось ровным счетом ничего, но собеседника бросило в холод.
- Да. И я считаю своим долгом изучать эту планету более, чем внимательно, - голос прозвучал веско, почти с вызовом.
- На данный момент у нас нет там интересов. Империи необходимо покончить с внешним врагом.
- Зигфрид, интересы на Феззане есть всегда. Только не всегда кажется благовидным это показывать.
Как объяснишь двадцатилетнему, что абсолютная верность предполагает знание и феззанской подлости, что высокая политика творится не только военными силами, и крошечная точка на карте сильна отнюдь не только стратегическим положением?
Он едва собрался открыть рот, как слова замерли сами собой: Зигфрид, опустив потемневшие глаза, тихо выговорил:
- Мне искренне жаль, Оскар. Вы отнеслись ко мне по-дружески, и я промолчу о нашем разговоре, даже если меня спросят. Но сделайте одолжение, не становитесь на пути у его светлости. Это мое последнее слово.
В душе Оскара фон Ройенталя внезапно ослепительной вспышкой вскинулась ярость. Уняв клокочущее в горле рычание, он наклонился вперед, сжав нож, и, особенно четко разделяя слова, произнес:
- И так-то вы видите мою верность его светлости Райнхарду фон Лоэнграмму, Зигфрид Кирхайс? Что вам, всю жизнь бывшему с ним рядом, найдется сказать тому, кто бросил под его ноги не только надежду на личную славу и власть, но и надежду на дружбу?! Немного чести в том, чтобы узнать натуру феззанцев, но и это я брошу под ноги его светлости, чтобы упредить удар в спину Империи!
Острая боль в руке тут же напомнила о приличиях: Оскар коротко выдохнул и положил нож.
- Вы не стали бы защищать его светлость тогда, в зале совета, будь у вас намерение получить власть, и это вам я обязан жизнью, о чем всегда буду помнить. Простите мое сомнение, - голос собеседника был глухим, словно печаль, поглощающая душу, наконец вырвалась наружу.
Оскару стало стыдно за свою несдержанность, и он мягко произнес:
- Я положил карту Феззана на стол, чтобы оценить скорость, с какой Оберштайн донесет об этом. Не стоило вводить в заблуждение и вас. Я от всей души ценю ваше расположение. Но, кажется, мы с вами оба не говорили с его светлостью напрямую с тех пор, как он покинул Гайерсбург?
- Нет…и так хотелось бы быть уверенным, что с ним все действительно в порядке…но дело командующего фон Лоэнграмма сейчас – вся Империя, мы – не в самой ее тревожной части…но приказ придет со дня на день, я уверен. Скажите, вам никогда не приходилось жалеть о том, что вы живы?
- Что вы имеете в виду?! – опешил Оскар.
- Сведения о семье герцога фон Лихтенладе: они точны. Мной это уже проверено.
- При аресте герцога действительно погибли некоторые члены его семьи: подчиненные генерал-адмирала Миттельмайера не успели вывести их из горящих покоев. Но по дворцу не стреляли, это случайность или умышленный поджог, совершенный сторонниками герцога.
- Как вы можете говорить это так спокойно! Пусть даже никто из женщин и детей не пострадал… Но не только это: судьба маленького кайзера не кажется мне такой уж ясной. И удержать его светлость от опрометчивых шагов было бы делом чести. Но если не удастся сделать это… На передовой…
- «Каждый преданный мне человек дорог живым», - вот подлинные слова его светлости, Зигфрид. Говоря это мне при последней встрече, он благодарил не за себя…подумайте об этом.
На мгновение свет вспыхнул в серо-синих глазах, но голос Кирхайса был тих и ровен:
- Его светлость - больше не обычный человек. Он – будущий кайзер. Великий кайзер. Но это не значит, что принося возможность дружбы с кем бы то ни было в жертву Империи, он не страдает.
- Вы знаете об этом от него?
- Я сам предложил его светлости отдалить меня. Он согласился и добавил эти слова. Невыносимо знать, что делаешь ему больно…
- Его светлость поступает разумно: он – опора Империи и, как вы верно заметили, больше не обычный человек. Не терзайте себя. Думаю, вы не один приняли такое решение и озвучили его будущему кайзеру.
Зигфрид ответил серьезным взглядом и вдруг, все так же молча, порывисто схватил Оскара за руку и крепко пожал.
В этот момент в дверь постучали: дежурный связист явился доложить, что его превосходительство командующий фон Лоэнграмм желает говорить с обоими адмиралами. Ройенталь в досаде на задержку (очевидно, его светлость уже некоторое время ждал у экрана своего комма, а до этого – искал Кирхайса на «Барбароссе» и не нашел) бросился в кабинет, следом устремился его гость.
Да и сам Оскар пока в себе с трудом разобрался. В общем, не успели мальчики отобедать вместе, как их уже накрыл Райнхард)))
Часть 4.
читать дальшеВысокая страсть или высокая верность? Да может ли подобное испытывать двадцатилетний юноша? Что он, выросший в благополучной семье бюргеров, знает о жизни?! Он, сделавший карьеру лишь благодаря близости к солнцу.
Близость к солнцу опаляет, Оскар. Ты видел это. Сегодня утром. Он имеет право выбрать свою судьбу. Как и ты.
Жаркая волна ударяет в сердце! Как хорошо, как спокойно … нет, это не обычная веселая ясность ума и тела после хорошей тренировки… Благодарность: все стало на свои места в тот день, когда в ответ на бросок Зигфрида к Ансбаху, тело бросилось вперед само и навсегда лишило душу сомнений. Тени не могут быть там, куда вошел свет. Нельзя любить солнце, ему можно только служить, можно принимать его свет, благодатный и жестокий одновременно.
Благодарность и – нежность. Да, он младше, и знает жизнь хуже. Стоял тогда столбом, пока маленький дамский ножик истерично плясал у горла графини Грюневальд… А на луч, ударивший из кольца – удивился. Но в одном он прав: есть Свет, отдать жизнь за который – достойнейшая цель.
Нет, Оскар. Не лги себе. Ты…отдал бы жизнь за обоих. Тогда, в громадном гранитном склепе зала совета только ты, содрогаясь от отвращения, расслышал хрипящий смешок Ансбаха: «Отнять половину…»
…Алая сверкающая обшивка корабля, обтекаемые линии – воплощение простоты и совершенства… оказаться бы сейчас на «Барбароссе»: счастливо миновать все любопытные взгляды по дороге, назвать себя у дверей каюты… войти. Наверно, он спит, в точности так, как велели врачи: на спине, верхняя часть тела приподнята горой подушек. Вытянувшись, как все смертельно усталые люди. Или, может быть, читает? Говорят, он любит читать. Мягкий свет льется на лицо сбоку, и оно кажется совсем юным. Что-нибудь о невероятной древности: о вождях и сражениях. В усадьбе отца были целые лабиринты старинных книжных шкафов. «Ландшафты Древней Германии», «Беовульф», «Энциклопедия чудищ»…никто не отбирал у маленького Оскара книг: всем было как-то наплевать.
Книги были - настоящее. Остальное было фальшью и фарсом. Это вначале было страшно. В детстве. А потом – только презрение. И страсть к одиночеству. Одиночество никогда не обманет.
Он задвигает дверь каюты и бросается на постель, шелковые простыни сухо свистят, принимая его тело. Неотступная, предательская мысль заставляет метаться, зарываясь в одеяло все глубже: «Мы не сможем объясниться. Даже просто поговорить без свидетелей – невозможно». Никогда, никогда этот строгий юноша не примет слова о верности, без которой Оскар теперь не мыслит своей жизни! О, эта пытка – молчать, когда тебя разрывает на части невозможное будущее, когда на тебя смотрят сотни глаз, жаждущих твоего падения!
Оскар прикрывает глаза тыльной стороной руки: довольно! Нет смысла думать обо всем этом. Но перед внутренним взором снова и снова тянется вереница видений: Зигфрид приветственно подает руку – в его печальных глазах на мгновение зажигается свет радости…Оставь! Это невозможно!.. Огненно-красные кудри – над распечатками карт, губы что-то прилежно шепчут…потом дуют на дымящийся кофе. Глоток – и чашка, не глядя, отставлена: тысяча кораблей Альянса исчезнет в бездне. О, боги! Лучше это было бы просто дружбой двух адмиралов, Оскар фон Ройенталь... Побелевшие пальцы вновь упрямо впились в резной край стола… а твоя рука, как в кошмарном сне, вновь и вновь, прикипает к черному бархату, и он разворачивается крылом вечной ночи! Поздно: ты уже ощутил теплоту и биение пульса в напряженных мускулах, и это жжет тебя, как огнем.
Путь, каков бы он ни оказался, выбран. Медлить, выжидая, - недостойно. Поражение, смерть, даже позор – все равно.
Он так и не сомкнул глаз. Спасительное утро не спешило. Задолго до обычного времени Оскар, поднялся, пошатываясь, двинулся в ванную. Привычный холодный душ только немилосердно исхлестал его. Бреясь, он глядел в отрешенное зеркальное стекло и ужасался: воспаленные глаза, отчаянное, затравленное выражение, тело бьет озноб. Как он будет работать? Это слепой ночью позор открытого признания чувств казался благом по сравнению с пламенем, бушующем в душе и теле. А сейчас ему представились карьера, рухнувшая из-за эмоций, косые взгляды бывших приятелей, недоумение Вольфа и, самое мрачное: холодное недоверие кайзера Райнхарда фон Лоэнграмма.
Оскар намеренно точным, изящным движением отложил бритву, плеснул в лицо еще и еще горсть ледяной воды. Время одеваться, просматривать сводки и выходить в большой мир. Время привычных дел и привычной сдержанности.
Он не успел дойти до своего кабинета, как глазам его представилось необыкновенное зрелище: двери медицинского отсека резко распахнулись и пропустили…генерал-адмирала Кирхайса. Даже издалека было видно, что тот красен, как рак. Зигфрид задумчиво двинулся по коридору, время от времени поглядывая на свое левое предплечье.
Времени, чтобы избежать встречи не осталось, и Оскар, зная по сводкам, что положение особо не изменилось, быстро придумал другую тему для разговора и окликнул сослуживца. Они обменялись рукопожатиями. Сегодня генерал-адмирал Кирхайс выглядел несколько лучше, однако в глазах все также стояла печаль. И все же, что-то изменилось…
- Рад приветствовать вас, амд… Зигфрид. Надеюсь, наш доблестный начальник хирургического отделения не метал в вас громы и молнии?
- Здравствуйте, Оскар! Хм, н-нет…- выражение лица у Зигфрида стало необычным, - Просто отругал немного. Сказал, что расценивает мое позавчерашнее поведение, как побег.
- Если бы вы не сделали это, мне пришлось бы отдуваться перед начальником штаба в одиночку, так что лично я вам очень благодарен. К тому же, ваш заместитель вчера счел, что я морю вас голодом. Думаю, я должен вам ланч.
- Мне тоже стоит поблагодарить вас: начальник штаба всю неделю совещался со мной по известному делу, и я не знал, как прекратить это. Что, Беренгрюн? Он так сказал? Да, вспомнил: он и в госпитале кому-то выговаривал, что я ничего не ем. Буду рад разделить с вами трапезу.
- Что ж, весьма удачно. Здесь же, в час пополудни?
-Да, Оскар. До встречи.
Войдя к себе в кабинет, Оскар кинул недобрый взгляд на темную гладь огромного экрана и тут же вызвал шеф-повара. Господин Шеллерман служил еще покойному герцогу Брауншвейгу. О его таланте и необыкновенном отношении к жизни ходили легенды. Генерал-адмирал фон Ройенталь ожидал увидеть что угодно, только не человека с почти военной выправкой, полного спокойного аристократического достоинства. Шеллерман подошел к столу и поклонился. Оскар заметил, что седые волосы мужчины убраны в аккуратный хвост, который однако был заметно длиннее, чем носят придворные. Взгляд густо-серых глаз неспешно прошелся по лицу коменданта, по его рукам, оставив без внимания документы , лежащие на столе.
- Доброе утро, господин Шеллерман. Я жду на ланч генерал-адмирала Кирхайса и надеюсь, что вам будет достаточно времени на подготовку.
- Доброе утро, господин комендант. Вполне достаточно – в любом случае. Однако могу я уточнить у вас некоторые тонкости?
- Разумеется, господин Шеллерман. Что вы хотите узнать?
- Генерал-адмирал Кирхайс происходит не из дворянской семьи? Он был не так давно тяжело ранен? Скоро, по всей видимости, он и его флот отправляются на позицию?
- На все три – «да», господин Шеллерман. Что-то еще?
- Вы не были с ним хорошо знакомы ранее, господин комендант?
- Нет.
- В таком случае, я предложил бы подать ланч в малую обеденную залу, что примыкает к этому кабинету. Оленина под соусом из диких ягод, вино, фрукты, пять-шесть сыров, кофе с пряностями.
- То, что нужно, Шеллерман! В час пополудни.
- Будет исполнено, господин комендант. И вы лично можете зайти в залу минут за двадцать – посмотреть сервировку. Все ваши замечания будут учтены.
- Не нужно, господин Шеллерман. Благодарю вас.
Когда необыкновенный шеф-повар вышел, Оскар откинулся на спинку герцогского кресла и принялся размышлять. Среди документов, разложенных на столе в день беседы втроем с генерал-адмиралом Кирхайсом и начальником штаба Оберштайном, была подробная карта Феззана. Зигфрид, увлеченный планом разгрома патрулей Альянса и своими печальными мыслями, не придал ей значения. Оберштайн, кажется, карту вообще не заметил. На деле идея генерал-адмирала фон Ройенталя была очень проста: его полная лояльность не была очевидна начальнику штаба. Застав адмиралов «врасплох», как он полагал, Оберштайн должен был бы учесть и то, что кто-то из них выдаст намерение перейти на сторону врага. Альянс в случае Ройенталя исключался, а вот поверить в его совместные действия с Рубинским…если не начнется некая тайная проверка на Гайерсбурге – это будет удивительно. Это будет значить: Оберштайн не заметил, не считает нужным передать информацию его светлости или уже передал, но его светлость избрал тактику выжидания. Феззан? Что ж, неплохо бы упомянуть при Зигфриде некие мифические угодья на этой планете: он не будет расчетливо ждать, а скажет командующему сразу же. Правда, в таком случае убеждать Райнхарда фон Лоэнграмма в своей лояльности будет уже бесполезно. Однако станет гораздо понятнее, какую игру ведут опытный Оберштайн и молодой генерал-адмирал.
Усмехнувшись неожиданной идее, Оскар фон Ройенталь перешел к делам Гайерсбурга. Следовало поскорее выяснить, каким образом при необходимости можно организовать быстрое перемещение крепости.
В назначенное время доложили о приходе генерал-адмирала Кирхайса, и они оба перешли из кабинета в малую обеденную залу.
К удивлению Ройенталя, комната имела гораздо более обжитой вид. Помпезная мебель, обитая все тем же красным узорчатым шелком, была заменена на изысканный гарнитур со светло-зеленой отделкой. Все - драпировки стен, букет из луговых цветов в нише, стол с белой крахмальной скатертью, простой белый фарфор с чуть выступающим орнаментом, - дышало спокойствием и уютом. Казалось, стоит отдернуть легкую занавесь – и откроется вид на залитую солнцем лужайку старого парка. Оскар поймал себя на том, что ему очень хочется утащить из вазы виноградину. Аромат жаркого, неслышный в кабинете, здесь витал с дразнящей упоительностью, и когда они сели за стол, от бокала красного «Нойе Сан-Суси» не отказался даже сдержанный Зигфрид.
Поначалу беседа вращалась вокруг сводок, и в частности, действий Фаренхайта, которым оба адмирала, не сговариваясь, дали высокую оценку. Потом, когда Оскар процитировал кое-что из «Стратегии и тактики первых из рода Гольденбаумов», Зигфрид ответил тонким и умным разбором, и они перешли на книги по военной истории. Во многом их вкусы оказались похожи, но Ройенталь, предпочитавший подходить к политике с более приземленной точки зрения, привел несколько примеров, касающихся Феззана.
- Я видел у вас подробную карту, Оскар, - ни во взгляде, ни в голосе Кирхайса не изменилось ровным счетом ничего, но собеседника бросило в холод.
- Да. И я считаю своим долгом изучать эту планету более, чем внимательно, - голос прозвучал веско, почти с вызовом.
- На данный момент у нас нет там интересов. Империи необходимо покончить с внешним врагом.
- Зигфрид, интересы на Феззане есть всегда. Только не всегда кажется благовидным это показывать.
Как объяснишь двадцатилетнему, что абсолютная верность предполагает знание и феззанской подлости, что высокая политика творится не только военными силами, и крошечная точка на карте сильна отнюдь не только стратегическим положением?
Он едва собрался открыть рот, как слова замерли сами собой: Зигфрид, опустив потемневшие глаза, тихо выговорил:
- Мне искренне жаль, Оскар. Вы отнеслись ко мне по-дружески, и я промолчу о нашем разговоре, даже если меня спросят. Но сделайте одолжение, не становитесь на пути у его светлости. Это мое последнее слово.
В душе Оскара фон Ройенталя внезапно ослепительной вспышкой вскинулась ярость. Уняв клокочущее в горле рычание, он наклонился вперед, сжав нож, и, особенно четко разделяя слова, произнес:
- И так-то вы видите мою верность его светлости Райнхарду фон Лоэнграмму, Зигфрид Кирхайс? Что вам, всю жизнь бывшему с ним рядом, найдется сказать тому, кто бросил под его ноги не только надежду на личную славу и власть, но и надежду на дружбу?! Немного чести в том, чтобы узнать натуру феззанцев, но и это я брошу под ноги его светлости, чтобы упредить удар в спину Империи!
Острая боль в руке тут же напомнила о приличиях: Оскар коротко выдохнул и положил нож.
- Вы не стали бы защищать его светлость тогда, в зале совета, будь у вас намерение получить власть, и это вам я обязан жизнью, о чем всегда буду помнить. Простите мое сомнение, - голос собеседника был глухим, словно печаль, поглощающая душу, наконец вырвалась наружу.
Оскару стало стыдно за свою несдержанность, и он мягко произнес:
- Я положил карту Феззана на стол, чтобы оценить скорость, с какой Оберштайн донесет об этом. Не стоило вводить в заблуждение и вас. Я от всей души ценю ваше расположение. Но, кажется, мы с вами оба не говорили с его светлостью напрямую с тех пор, как он покинул Гайерсбург?
- Нет…и так хотелось бы быть уверенным, что с ним все действительно в порядке…но дело командующего фон Лоэнграмма сейчас – вся Империя, мы – не в самой ее тревожной части…но приказ придет со дня на день, я уверен. Скажите, вам никогда не приходилось жалеть о том, что вы живы?
- Что вы имеете в виду?! – опешил Оскар.
- Сведения о семье герцога фон Лихтенладе: они точны. Мной это уже проверено.
- При аресте герцога действительно погибли некоторые члены его семьи: подчиненные генерал-адмирала Миттельмайера не успели вывести их из горящих покоев. Но по дворцу не стреляли, это случайность или умышленный поджог, совершенный сторонниками герцога.
- Как вы можете говорить это так спокойно! Пусть даже никто из женщин и детей не пострадал… Но не только это: судьба маленького кайзера не кажется мне такой уж ясной. И удержать его светлость от опрометчивых шагов было бы делом чести. Но если не удастся сделать это… На передовой…
- «Каждый преданный мне человек дорог живым», - вот подлинные слова его светлости, Зигфрид. Говоря это мне при последней встрече, он благодарил не за себя…подумайте об этом.
На мгновение свет вспыхнул в серо-синих глазах, но голос Кирхайса был тих и ровен:
- Его светлость - больше не обычный человек. Он – будущий кайзер. Великий кайзер. Но это не значит, что принося возможность дружбы с кем бы то ни было в жертву Империи, он не страдает.
- Вы знаете об этом от него?
- Я сам предложил его светлости отдалить меня. Он согласился и добавил эти слова. Невыносимо знать, что делаешь ему больно…
- Его светлость поступает разумно: он – опора Империи и, как вы верно заметили, больше не обычный человек. Не терзайте себя. Думаю, вы не один приняли такое решение и озвучили его будущему кайзеру.
Зигфрид ответил серьезным взглядом и вдруг, все так же молча, порывисто схватил Оскара за руку и крепко пожал.
В этот момент в дверь постучали: дежурный связист явился доложить, что его превосходительство командующий фон Лоэнграмм желает говорить с обоими адмиралами. Ройенталь в досаде на задержку (очевидно, его светлость уже некоторое время ждал у экрана своего комма, а до этого – искал Кирхайса на «Барбароссе» и не нашел) бросился в кабинет, следом устремился его гость.
@темы: Кирхайс, Ройенталь, Дыхание Рассвета
Нравится мне этот Ройенталь. Тоже страстная натура, и такое чувство что они тут с Кирхайсом почти ровесники.
Кирхайса жалко. Он не привык быть один, и чувствует себя не в своей тарелке
И Ройенталь в своем репертуаре с Феззаном) Хоть отношения с Зигом медленно но верно улучшаются))
Мне он тоже нравится. Он честный
такое чувство что они тут с Кирхайсом почти ровесники. Интересно, а почему??
Кирхайса жалко. Он не привык быть один, Да, для него все рухнуло, причем разговор с Райнхардом про отдалиться для пользы Империи он начал сам (этого еще в тексте не было?). Он готов умереть, лишь бы Райнхард делал все по-честному(((( Хорошо, что теперь рядом Оскар...
Aquerlin, очень красочно описано) Спасииибо^^
Какое активное у Оскара воображение) это только начало...
И Ройенталь в своем репертуаре с Феззаном) Хоть отношения с Зигом медленно но верно улучшаются)) Ну не может человек удержаться)))) во всех смыслах
Он готов умереть, лишь бы Райнхард делал все по-честному(((( Вот это в каноне меня так расстроило(((
Но мне нравятся пеосонажи которые не только способны испытывать сильные чувства, но ценят их, хотя эти чувства не всегда со знаком плюс.
Было в тексте, и это тот еще ангст что он сам попросил отношения прекратить.
Райнхард потом наверное бокалы бил, когда один остался, если даже не бутылки...
А Кирхайса жалко, потому что он тоже этого не хотел. Сказал бы - а иди как ты зараза такой со своим Оберштайном ! Тогда б куда ни шло. А тут он даже не поборолся. Отчаялся(
Erna*Y, по эмоциям, импульсивности кажется что Ройенталю лет 20 .
Здесь он впревые влюблен...это его добило. ДЛя меня это вулкан под ледяной оболочкой.
У меня правда и в каноне было такое же ощущение, но по другой причине - из-за его поведения до и во время мятежа,
любит он нарываться. Тоже самый лучший способ служить - это умереть за.
по эмоциям в каноне он показался более ровным, он даже временами созерцатель
я писала его как почти поэта, (и корабль-то Тристан)))) он сдерживается, когда это вежливо, а созерцательность прячет поглубже - ранимый, что скажешь! Ему нужен не только надежный(хотя себе на уме) Вольф, но и кто-то, кто испытывает такие же высокие чувства, как и сам Оскар. Зиг как раз такой.
Да, можно сказать, едва в себя пришел... друг его навещает, а он говорит такое. ответ Райнхарда кстати, тоже есть. И тоже ангст.
А тут он даже не поборолся. Отчаялся( Не, он привык жертвовать всем для друга. Побороться - честно сложиться в бою, если не удастся переубедить. Я очень рада, что Оскар ему прямо сказал: за тебя переживают.Сказал бы - а иди как ты зараза такой со своим Оберштайном ! это он может с казать, точнее, потом почти скажет Паулю))) взорвался))) огненный наш)
Райнхард потом наверное бокалы бил, когда один остался, если даже не бутылки...
Все-таки чувство юмора у тебя суперр! я прямо представила)))) Хотя тут Райнхард что-то вроде: обэвээмьте мальчики тут без меня, а у меня империя, невеста...
Другое дело если б Райнхард сказал, мол, люблю тебя, друг , ты у меня самый близкий, виноват я... тогда бы другое дело.
Иногда можно и не нужно жертвовать. Но он уже все сложил у себя в голове.
Человек такой. Надо стоять столбом, Райнхарда собой закрывать, вместо того чтоб ломать этого Ансбаха к чертям пока не опомнился. А если Райнхард пошел по скользкой дорожке - отступить, не пытаясь конкурировать с Оберштайном.... человек такой.
Паулю это будет полезно=)
Спасибо:-) вообще я ангстер=)
Нет у него пока невесты, не захомутала пока
ты у меня самый близкий, виноват я... тогда бы другое дело. тут они оба жертвуют внешними признаками дружбы ради Империи, оставаясь друзьями внутри. Но только Райнхард уже живет своей жизнью...а Зигфриду проел мозги Оберштайн, поэтому он долго переключается. Но, оказывается, перс умнее автора))))он сам втихую все обдумал...
Человек такой. Надо стоять столбом, Райнхарда собой закрывать, это да
А если Райнхард пошел по скользкой дорожке - отступить, не пытаясь конкурировать с Оберштайном а вот это - не совсем. Он в свое время целый корабль поднял на бунт во славу Райнхарда. Оберштайн иногда его форменно держит за конкурента себе. Так что в каноне отступил временно, думаю, просто выжить не успел. А тут -
Паулю это будет полезно=) точно. Равно как и получить с легонца от умного Ройенталя. Оскар. выживи, я тебя очень прошу!
Нет у него пока невесты, не захомутала покаНууу)))есть умная советчица и шпионка. Пока не влюбившаяся по уши, но дело за малым. Да, тут у нас канон. Только причина остаться на ночь - "как помириться с сестрой, что она вам сказала")))
Спасибо:-) вообще я ангстер=) Блинн. я тоже=)
phezzanfever.diary.ru/p213782775.htm
Зигфрид, имхо, в данном конкретном тексте внушает ощущение, что он был долгое время в психологической зависимости от Райнхарда, большей, чем Райнхард от него.
Так что в каноне отступил временно, думаю, просто выжить не успел.
Корабль поднял - это же в "Мятежнике"? Это вроде не танаковский гайден, но вообще мне кажется - вхарактерный довольно.
Что временно отступил - у меня тот же фанон. Точнее не совсем так - отступил надеясь вернуть прежние позиции, точнее, хотя бы их часть.
Оберштайна он бы раскатал сразу, будь он постарше и имей чуть больше жизненного опыта (Райнхард не хочет дружить? Ну его, не буду с ним больше водку пить, даже если предложит), и Райнхарда бы няшностью своей мог так опутать... У того же просто характер дурацкий, максималист и все такое. Оба.))
Так что да, если бы выжил и уроки усвоил, нашли бы для Оберштайна достойное применение, а не Оберштайн пытался лепить из Райнхарда, так его, "государя"
"как помириться с сестрой, что она вам сказала")))
Кстати, предлог благовидный
А там - выпили-посидели, и дело сладилось=)
я тоже=)
Зигфрид, имхо, в данном конкретном тексте внушает ощущение, что он был долгое время в психологической зависимости от Райнхарда, большей, чем Райнхард от него. Может быть. Но вообще-то он сразу, как очнулся, все обдумал, потом - озвучил. Ему плохо от того, что он Райнхарду этим сделал больно, что он моет наломать совсем уже дров,что Аннерозе потеряна и Пауль прямо-таки давит этим, что в жизни, несмотря на абсолютную верность - дыра и немалая...Корабль поднял - это же в "Мятежнике"? Это вроде не танаковский гайден, но вообще мне кажется - вхарактерный довольно. Не танаковский - это хорошо. Потому что иногда Зигова двойная система стандартов меня напрягает. А в куске романа, соотв. 26й, Танака Зигом восхищается: он герой для него.
Что временно отступил - у меня тот же фанон. Он и в каноне говорит: это же Райнхард-сама, он поймет со временем.
Оберштайна он бы раскатал сразу, будь он постарше и имей чуть больше жизненного опыта Не верю (плакает). Пауль - сво еще та. А Зига все это действительно удивляет. Вспомни бокал коньяка в лицо...
Райнхард не хочет дружить? Ну его, не буду с ним больше водку пить, даже если предложит Вот похоже на 25ю. Этого Райнхард и боится местами.
и Райнхарда бы няшностью своей мог так опутать... У того же просто характер дурацкий, максималист и все такое. поясни, а? хоть посвунюсь...
а не Оберштайн пытался лепить из Райнхарда, так его, "государя" Ну и вылепил: когда сам стал не нужен - Р. от него спокойно отказался. Но иногда... мне кажется...В той же сцене с Кемпом: Райнхард говорит не о победе, а о людях. жаль только, что для такого Кирхайсу в каноне пришлось умереть.
А в чем двойная система стандартов?
У него личная преданность и мораль конфликтуют...
Танака вообще странный... я его не понимаю.
Про коньяк не помню. Это где было? Тут моя фантазия видимо разыгралась. Зиг не стал лезть на рожон, а годков этак через несколько заслужил большой авторитет, у него он и так был, но опыт ценят. Прибавим его тактику сюда. Жизнь всех учит, любых идеалистов.
Насчет няшности - ну чуть помягче бы он с Райнхардом, и никаких ссор бы не было. Хильда оказалась хитрее и влияла на его решения на раз. Ему надо уступать и вкладывать нужные идеи:-):-):-)
В том и дело что не вылепил. Райнхард так и остался с располовиненной душой, ни в ад, ни в рай. И подраться хочется, и довести до конца дело совесть не позволяет, а люди гибнутни за что....
А в чем двойная система стандартов?нет, надо все-таки выложить феззанскую версию аналитики...но за все это время Зиг мне уже обратно стал оч. нравиться... Смори:
1) 2 миллиона на Вестерланде - это швах, надо орать на Р. А тыловое обеспесение, которое он сам разгромил во славу Р.? Там потом целыми планетами голодают, и трупов на этих кораблях не меньше...
2) Верность Райнхарду абсолютно. Всех порвем. А подбить зама на мятеж против капитана? (тут нам помогает сам капитан, он как рояль в кустах вдруг удачно шизеет)
У него личная преданность и мораль конфликтуют... Танака вообще странный... я его не понимаю. +100 оба раза!
Про коньяк не помню. Это где было? в Дисгрейсе драгдилер его так складывает на пол. Что за боец, который не готов к подлости??
Зиг не стал лезть на рожон, а годков этак через несколько заслужил большой авторитет, у него он и так был, но опыт ценят. Прибавим его тактику сюда. Жизнь всех учит, любых идеалистов. Дадада. если выживут.
В том и дело что не вылепил. Райнхард так и остался с располовиненной душой, ни в ад, ни в рай. Ну, Кемпа, мюллера он помиловал. семью Лихтенладе упокоил в лучших традициях. Подраться ему как раз ничего не мешает.
Хильда оказалась хитрее и влияла на его решения на раз. Ему надо уступать и вкладывать нужные идеи:-):-):-) У Хильды нет красных волос)))))) см. классиф. по волосам (сорри за боян) Но по-серьезке, за это ее и люблю. Мне вообще нра нормальные люди)))
фух... я с компа наконец
1) 2 миллиона на Вестерланде - это швах, надо орать на Р. А тыловое обеспесение, которое он сам разгромил во славу Р.? Там потом целыми планетами голодают, и трупов на этих кораблях не меньше... 2) Верность Райнхарду абсолютно. Всех порвем. А подбить зама на мятеж против капитана? (тут нам помогает сам капитан, он как рояль в кустах вдруг удачно шизеет)
По п.1. помню, двойных стандартов не увидела. Понимаешь, это как чаша терпения. С конвоями Кирхайс пошел на компромисс с собой - это обычная тактика, как ни печально, Ян про то же упоминал - помнишь как он на симуляторе сделал? Тоже отрезал снабжение. Жестоко, но разумно. Уничтоженное обеспечение - это военные потери.
На Вестерланде погибли нон-комбатанты, мирное население, юридические это подпадает под какой-то (уже не помню) пункт международного договора, в общем. военное преступление. В каноне упоминается, что у них юридически это тоже военное преступление. В общем, не только негуманно, но и незаконно. Райнхард перешел черту уже по полной, и это Кирхайса сорвало капитально, ибо что дальше?
Зама он подбил на мятеж правильно. Это опять - таки военная хитрость. Почему и считаю, повзрослел бы Зиг как следует, заматерел - ой, держись, ребята, что бы там было
Что за боец, который не готов к подлости??
А он привык по спорзалам драться, а не поля боя. Ну и в каком стиле рукопашки работал, то и закрепилось. На подлые трюки и профи ведутся.... Драгдилер, в отличие от Кирхайса, был мужик битый и бывалый, притом крутой, а это немалое преимущество...
Подраться ему как раз ничего не мешает. Я про другое. Озвучу непопулярное в фэндоме мнение. Он из-за любви подраться склонен прервать драку тогда, когда уже готов был победить, его то в *** то в красную армию швыряет. То заваливает трупами коридор, а то впадает в ангст и валит нафиг после того как битва почти выиграна. Вот правильно я считаю его сравнивают с Александром Македонским. Такой же отмороженный товарищ на всю голову...
Спасибо, ты мне все по полочкам разложила!
Но что-то я не помню. что бы Зиг пошел на компромисс, он считал: приказ, и норм. Вот это бесит. Равно как и то, что криком и невыпиванием он Р. не убедил бы.
Ян про то же упоминал - помнишь как он на симуляторе сделал? Я говорюж, он ни раза не ня!
это Кирхайса сорвало капитально, ибо что дальше? а дальше была семья Лихтенладе...что ты думаешь, он у меня решил сложиться если не убедит.
А он привык по спорзалам драться, а не поля боя. Да, опыт. Характер, блин. Но думать же надо!
заваливает трупами коридор, а то впадает в ангст и валит нафиг после того как битва почти выиграна. А что, ему все время нужен "враг". При том, что Райнхард как мирный атом куда приятнее.
Бесит что пить с Райнхардом не стал демонстративно тогда. Хотя понимаю его. Сама в том возрасте и позже максималисткой была...
Думать надо, это да. Такое видела неоднократно на соревнованиях, когда менее умелый но более жесткий и хитрый боец побеждает более техничного но стремящегося биться спортивно.
Враг ему нужен чтобы заполнить пустоту в душе
Хочу видеть.
Бесит что пить с Райнхардом не стал демонстративно тогда. Да, это его вина, что поссорились. Хотя он в отличие от Райнхарда мало пьет))) буржуа)) пивко только ценит)
Думать надо, это да. Такое видела неоднократно на соревнованиях, Да, мне про такое тоже говорили.
Враг ему нужен чтобы заполнить пустоту в душе Блинн, вот это я никогда не постигну! Вот честно: чего ему не? Девушка умная, подчиненные писают кипятком при одном имени...Но мне кажется, он искренне старается быть лучше, когда начинает править. Просто характер такой.
Это частое явление. Битый хулиган в подворотне уделает спортсмена, не знавшего настоящей драки.
Хильду он полюбил уже после всего, да и не так, как бы ей хотелось, наверное.
Он потерял половину себя, какие там подчиненные. А враг это нечто особенное. Если сам такого склада то тянет к отношениям типа заклятые друзья. Когда двое все время руга.тся а друг без друга не могут.
span class='quote_text'>Он потерял половину себя, вот счас гг скажу. У нас одна девчонка потеряла так парня в том году. Хрен мы бы чего узнали, если бы мама не спалила. Не у всех такие нервы, но я спросила потом: как ты так живешь? Она мне: потому что надо жить. Живу за двоих. Мля, 17 лет!Если сам такого склада то тянет к отношениям типа заклятые друзья. да. увы.
Спасибо:-) читаю, потому что нравится. :-)
Смотрела Табу еще давно, плохо помню уже...
У собак если они примерно схожей комплекции побеждает не та что сильнее, а та, что злее.
Грустно. Очень. Но не у всех такие нервы.
У Райнхарда чувство вины сильно сместило акценты.
Спасибо тебе за теплые слова. дДля меня возможность писать - это всё, реально. И если это нравится тем, кто сам все умеет хорошо, даже отлично - то я реально счастлива.
побеждает не та что сильнее, а та, что злее. мне один человек из фандома рассказывал, что в япон.фехтовании злость считается недостатком. Это так и есть? не у всех такие нервы. У Райнхарда чувство вины сильно сместило акценты. Потому что не умеет выгребаться один. Хотя Дашка мне сказала странную вещь: "Я дорого дала бы за смочь плакать. Но это невозможно, когда ты одна".
Мне нравится, что Хильда не стала к нему лезть, когда он был в полном...ахтунге. И мне кажется, она в него влюбилась именно в истории с оттиранием пятна от рук. Не жалость, но вроде как увидела его человеком...почему, чтобы стать человеком, надо оказаться в...по полной??? Я в чем-то рада, что у меня Кирхайс живет, дышит...это не всегда весело, но зато жизнь. Не смерть.
Да я то как раз не так уж и умею. Говорят, трудом и опытом можно хорошего уровня достичь, но у меня все довольно скромно в этом отношении. Как раз тот случай когда не в коня корм)
А мне реально нравится что ты делаешь.
мне один человек из фандома рассказывал, что в япон.фехтовании злость считается недостатком. Это так и есть?
Да. Главное там достичь мусин - полной отрешенности, полного отсутствия чувств. Тогда полностью расслабляешься и достигаешь высокой скорости в сочетании с высокой концентрации внимания. (про йайдо точно могу сказать) Это сродни состоянию медитации, поэтому в восточных единоборствах практикуют медитацию дзен, активную медитацию.
Злость бывает разная. Она бывает в характере. Природная агрессивность спокойного человека, которая заставляет идти до конца.
Если на другом уровне брать - когда в тебе многой этой злости (как черты характера, а не состоянии "все достали") то она и в спокойствии проявится. То есть не цветочки собирать пришел, а ломать или бить противника. Настрой. Как-то так.
"Я дорого дала бы за смочь плакать. Но это невозможно, когда ты одна".
Депрессия. Тяжелейшая, причем....((
И мне кажется, она в него влюбилась именно в истории с оттиранием пятна от рук.
мне кажется она в него раньше влюбилась. еще в начале 2 сезона.
А у меня мертвецы все какие-то. Почему-то так.
Вообще, круто ты пишешь про космос! Я бы погреблась под всей этой физикой!А мне реально нравится что ты делаешь.
Главное там достичь мусин "син" как "сердце, сознание"? Спасибо, реально все по полочкам.
о есть не цветочки собирать пришел, а ломать или бить противника. Настрой. Как-то так. он в голове или в руках? Депрессия. Тяжелейшая, причем....((Мля. а человеку еще в универ ходить. Напишу ей...сделаю вид, что просто так, мимокрокодил, вытащу куда-нибудь...А у меня мертвецы все какие-то. Почему-то так. 0_0 Как? Где??
Идет доспешная свалка, а по краям стоят девушки на высоком старте с бинтами -зеленкой..
Ну да) тоже видела и тоже так стояла в свое время)
мне показалось, или Зиг там такой?
Типа того)
Спасибо) Технические моменты всякие и фантастика- это то что я люблю вкуривать в приниципе-\ Хотя это все там, конечно, космоопера и не НФ ни разу, скорее такой ретрофутуризм в духе 80х.
В японском я ноль, к сожалению. Термин только помню. Му син - пустое сознание. Пустота как ощущение, отсутствие мыслей и эмоций.Наше тело реагирует на любые мысли непроизвольными реакциями мышц и зажимами.
он в голове или в руках?
В сердце.
сделаю вид, что просто так, мимокрокодил, вытащу куда-нибудь..
Так наверное лучше будет.
Неспособность плакать - это серьезный признак. Слезы как раз могут принести облегчение.
Как? Где??Иногда по текстам такое ощущения. Персонажа оживил а он выходит с того света с тем же на душе, с чем умер. В общем, интересный опыт.
тоже так стояла в свое время)йайдо или рекон)?
не НФ ни разу, скорее такой ретрофутуризм в духе 80х. мне НФ не очень..ретрофутуризм это гораздо больше мое...Му син - пустое сознание. Пустота как ощущение, отсутствие мыслей и эмоций.Наше тело реагирует на любые мысли непроизвольными реакциями мышц и зажимами. он в голове или в руках? В сердце. Блиннн! Как я это люблю...почему я не занимаюсь ничем таким!? Спасибо, что все мне объясняешь!!!
Слезы как раз могут принести облегчение. Не знаю, если разговорю - то да. Надеюсь, что так!Иногда по текстам такое ощущения. Персонажа оживил а он выходит с того света с тем же на душе, с чем умер. В общем, интересный опыт. Может, это оживленные?) А спасенные по-другому ведут?
*мрачно* даром я его, что ли оттуда вызывала...Это уже рекон был.Друзья занимались, а я так, по воле случая попала на фест.
Не за что) Ну то что в сердце - это как бы красивая метафора, а вообще - общий настрой, свойство натуры, характера.
Можно на эту тему какой нибудь трактат по бушидо почитать,а заодно прифигеть от пафоса))
Может, это оживленные?) А спасенные по-другому ведут?
Ага, оживленные. Если крышу сносило до, то и после ее точно так же сносит.
Спасенные меняются по характеру и обычно ведут себя нормально. До определенных пределов.
вообще, я дозрела до заказа на ПЧ-текст...кину в комменты И я помню про умыл с боевкой))
е за что) Ну то что в сердце - это как бы красивая метафора, а вообще - общий настрой, свойство натуры, характера. Можно на эту тему какой нибудь трактат по бушидо почитать,а заодно прифигеть от пафоса))Не за что) Ну то что в сердце - это как бы красивая метафора, а вообще - общий настрой, свойство натуры, характера. Можно на эту тему какой нибудь трактат по бушидо почитать,а заодно прифигеть от пафоса)) Есть за что! Мне эта тема близка очень. А с чего начать почитать. Я только Хагакурэ читала.
Если крышу сносило до, то и после ее точно так же сносит. Логично) Сами не поменяли - автор не поменяет
Спасенные меняются по характеру и обычно ведут себя нормально. До определенных пределов. В чем-то да, в чем-то - нет...