ДЛя меня эта история уже давно перестала быть и стебом над пафосными отношениями, и яойным фиком. Для меня Ройенталь и Кирхайс снова стали как в первый раз, когда смотрела ОВА1. Хотя много воды утекло с тех пор...
Да. Здесь есть NC-17. илисколько, каждый сам решит.
Ничего не буду писать в анонс)
Часть 6.
читать дальшеПочти все двадцать дней, которые требовались «Тристану» и кораблям сопровождения на дорогу, Ройенталь провел уединенно в своей каюте. Он занимался сравнительным анализом характеристик Изерлона и Гайерсбурга, изучением тактики адмирала Яна или просто читал. С недавнего времени у них с Зигфридом вошло в привычку обмениваться короткими сообщениями о почитанных книгах. Чаще – по истории и военному делу. Но еще обоим оказалась интересна поэзия, особенно тех времен, когда космические путешествия были лишь плодом воображения, зато человеческий дух рвался к необозримым высотам. Делиться раздумьями с понимающим собеседником без оглядки на домыслы праздной толпы было для Оскара счастьем. Он словно очнулся ото сна, необузданные мечты забылись, и в душе горело лишь чистое пламя верности будущему кайзеру и дружбы.
По крайней мере, так казалось. А теперь влажный предвесенний ветер треплет волосы Вольфа: тот улыбается, хлопает по плечу, лукаво подняв бровь цвета соломы:
- О, вот он, наш Ромео-после-шести! Уже любуется небесами Одина! Что это с тобой? Ты стоишь у трапа уже полминуты.
- Здравствуй. Право, ты заслужил имя Ураганного Волка: твой натиск неудержим.
Вольф обеими руками трясет правую руку, потом увлекает в машину, искренне, радостно шепчет:
- Нет, серьезно, Оскар, кто она?! Я никогда не видел у тебя такого выражения...
- Перестань же! На нас смотрят… Лучше скажи: что его светлость?
По лицу друга словно пробегает облачко:
- Что у вас там случилось? В столице полно слухов.
- Ничего. Мы выиграли бой. Хотя и не так, как ожидалось.
- Кем – ожидалось?
- Оберштайном, если хочешь.
- Ты весь в этом, Оскар. Ты любишь игру с огнем.
Да, Вольфганг Миттермайер сам не представляет, насколько он прав! Но Оберштайн – не огонь. Он – тень, рожденная пламенем. И теперь, на земле Одина, наконец, станет ясно: осветит ли это Пламя новую дружбу своим ровным светом или – испепелит ее.
Долгий тревожный взгляд: Вольф наблюдает за твоим лицом, не нарушая молчания. И в этом есть особый, торжественный и горький оттенок. Судьба. От нее не уйти.
Окна огромного кабинета выходят на площадь перед дворцом. Внизу слышен гул людского моря: те, ради кого тысячи шли на смерть, приветствуют зарю новой династии. Но в самом кабинете светло и спокойно. Лишь веселой ленточкой реет чуть заметный аромат хороших женских духов. Его светлость – за столом. На его голову мягко опускается луч полуденного зимнего солнца. Золотистые волосы стали гораздо длиннее. Знак избранности. Знак Судьбы. Слева – Оберштайн. Молчаливое воплощение хорошо отлаженного государственного механизма: беспристрастен, безучастен, безжалостен. Сердце отмеряет мгновения тишины. Глаза будущего кайзера неотрывно смотрят в глубину твоей души.
- Итак, Ройенталь, приказ штаба был нарушен.
- Гарнизон не открывал огонь первым, ваша светлость.
- Вы допустили демонстративное перестроение. Враг понял сигнал. Это равнозначно предательству.
Не отрывать взгляд. Не опускать головы. Будет как начертано. В памяти всплывает день получения нового приказа: размеренный голос начальника штаба и голос Зигфрида – звенящий от безнадежности…
- Да, ваша светлость. Но не равно ему.
Оберштайн наклоняется и что-то тихо говорит на ухо его светлости.
- Мы вызовем его после, Оберштайн. Сейчас мне интересен зачинщик.
На лице начштабом тает тень недовольства. Пора наконец сказать, Оскар.
- Новой династии послужат и победы без подлости, ваша светлость.
- Вот как? Забавно! – его светлость Райнхард фон Лоэнграмм откидывается в кресле, подперев щеку тонкими сильными пальцами. Его глаза улыбаются. – Фройляйн Мариендорф сказала мне нечто подобнее в день, когда вы и Кирхайс прислали отчет о произошедшем.
- Меркатц – достойный враг, ваша светлость. Он имеет право потерять одну шестую флота, не запятнав чести.
- И вы считаете операцию удачной? – голос его светлости снова звучит сталью.
- Я не в праве судить. Потери врага и наши потери близки к расчетным.
- Ступайте, Ройенталь. Не стоит гневить судьбу.
…В обширной приемной слышны негромкие голоса с легким оттенком тревоги, которые разом замолкают, когда за твоей спиной закрывается дверь в кабинет. Собравшиеся адмиралы в недоумении: кто-то бросается расспрашивать, кто-то молча наблюдает. Много новых лиц, много и тех, кто служил Гольденбаумам, но был прощен. Голоса, впрочем, умолкают снова: в приемную входит Кирхайс. Его спина пряма, шаг четок, он отдает честь присутствующим с тем выражением, которое врезалось тебе в память тогда, в зале совета Гайерсбурга. Абсолютная верность. Навсегда. Спокойнее, Оскар.
- Вынужден проститься, господа. Надеюсь увидеть вас снова и в добром здравии.
Теперь можно уходить. Но на пути в неизвестность – обменяться взглядом с тем, кому еще только предстоит выдержать гнев Райнхарда фон Лоэнграмма.
…Влажный порывистый ветер ерошит аккуратные узоры самшитовых кустов, гонит волны по озябшей траве. Некуда спешить. Машина ждет за оградой. Вольф в приемной успел шепнуть, что должен остаться. Одиночество - и несущиеся над парком серебристые облака. Одиночество - и поспешный хруст гравия под чьими-то легкими шагами.
- Постойте, Оскар!
Сердце откликается на голос невообразимым полетом. Этого не может быть. Полуобернувшись, через плечо, увидеть серо-синие глаза, светящиеся радостью, или - чем-то большим. Не может…быть. Но слова предательски опережают мысли…
- Неужели все решилось так скоро? Я готов. - Это звучит высокомерно. И лишь в конце голос против воли теплеет:- Но зачем его светлость послал именно вас?
Так ли нужно причинять ему лишнюю боль? Впрочем, он не подает виду, что понял.
- О чем вы?! Я лишь напомнил, что необходимо сообщить вам о дне совещания штаба. Его светлость предложил сделать это лично.
Превосходно! Истинный слуга кайзера! Нет. Просто верный друг Райнхарда фон Лоэнграмма. Это честь – работать с ним вместе.
- Так что же, Зигфрид, кара отменяется?
И снова – знакомый серьезный взгляд. Как хорошо, что печаль почти незаметна в нем!
- Вы знаете, Оскар, командующий спросил, что я думаю о Меркатце, как о достойном честной схватки враге. Я ответил: именно это вы сказали мне в день боя. Совещание послезавтра, в двенадцать.
- Окажите мне честь, Зигфрид. Приглашаю вас провести это время в моем имении.
Фамильное гнездо фон Ройенталей было пустынно. Оскар не любил поместье, за исключением нескольких уголков. После смерти отца в большой усадьбе, окруженной огромным парком, оставались только Берта, бывшая кормилица, и ее муж. Именно она когда-то спасла жизнь разноглазого младенца от рук его собственной матери. Но Оскар сделал Берту экономкой не только из признательности, но и потому, что, не отличаясь выдающимся умом, она толково вела дом в отсутствие хозяина и никогда не спрашивала лишнего. Йозеф же от природы был флегматичен и молчалив.
Мужчины взошли по мраморным ступеням широкой изящной лестницы, поздоровались с мужем Берты, отворившим высокую дверь, поставили сумки на черно-белые плиты пола обширной передней.
Оскар молча улыбнулся, вспоминая недавний разговор в машине. Тогда он пошутил насчет того, что оба адмирала явились на аудиенцию к регенту фон Лоэнграмму с собранными вещами. На что Зигфрид серьезно ответил, что всегда, выезжая по приказу господина Райнхарда, собирается как для дальней поездки и приводит дела в порядок.
- Йозеф, отнесите вещи генерал-адмирала Кирхайса в его комнату, ту, что рядом с библиотекой.
- Сию минуту, господин. Прикажете подать обед в Красную гостиную?
- Нет, в библиотеку. В половине второго. В пять подайте кофе: мы останемся наверху до вечера.
Три большие комнаты, занятые собранием книг, которое отец купил у некого обедневшего графа, были самым любимым местом Оскара в доме. Здесь не было показной роскоши, только высокие дубовые шкафы, разделенные узкими проходами, да большой стол и два кресла, придвинутые к окну с лучшим видом на парк во всей усадьбе. Тут всегда было тихо: еще совсем маленьким Оскар понял, что нет лучшего места, чтобы прятаться, когда родители устраивают друг другу сцены. Подростком ему часто доводилось ночевать в старинном кожаном кресле с очередной толстой книгой, прижатой к груди.
…Едва лишь удивленная Берта унесла посуду и белую крахмальную скатерть с огромного письменного стола, как Оскар, движимый горячим желанием поскорее показать свои лучшие сокровища, уже принялся отыскивать и выкладывать на стол все те книги, которые упоминались в переписке с Зигфридом.
- Вот Тацит, как вы и просили. «Политика и экономика Феззана», хоть я и не особо доверяю автору. Но на сегодняшний день лучшего справочника нет. И «Ландшафты Древней Германии». Очень старая. Но рисунки чудесны! А, погодите!.. Мы говорили об этом в связи с тактикой Яна: тот полный перевод Сы-ма Цяня…
- Я помогу вам, Оскар! – Кирхайс бережно отложил огромный альбом «Ландшафтов», заложив страницу листком бумаги, и с готовностью встал.
Справа от окна был узкий проход между шкафами. Оскар на память знал: в них стоят старинные и древние труды по истории. Но нужные тома все не находились. Тогда он развернулся к другу, чтобы предложить поискать каждому на своей стороне.
И внезапно осознал, что его грудь касается груди Зигфрида. Дыхание против воли участилось. Казалось, колебания передаются и тому, кто рядом. Не помня себя, Оскар склонил голову, коснувшись губами нежной шеи над жестким адмиральским воротником, согрел вздохом пульсирующую жилку. Опомнившись, он хотел отпрянуть. Но, скользнув губами по щеке, по ямочке у рта, вдруг уловил тот неповторимый, загадочный аромат, который всегда ощущается, когда человек желает поцелуя. И, словно проваливаясь в бездну, он стал целовать бледные полураскрытые губы еще и еще, пока не почувствовал ответ, нежный и совершенно неумелый.
Тела их вжимались друг в друга так, что сердца, казалось, колотясь, рвутся навстречу. Оскар приник сильнее: левая рука ласкала затылок Зигфрида: густые завитки волос, тепло кожи под ними; языки их начали сплетаться. Превозмогая желание, он отстранился: лицо Кирхайса было очень бледно, глаза, очерченные полукругами густых ресниц, закрыты. Если бы не заалевшие от поцелуя губы, его выражение говорило бы скорее о муке, чем о страсти. Оскар почувствовал, что задыхается, но в этот момент рука Зигфрида медленно поднялась: кончики пальцев погладили его волосы, затем – щеку, коснулись шеи…Правой рукой он перехватил его запястье. Стиснув, отнял от лица. И, словно борясь с потоком воды, двинулся к креслу, увлекая юношу за собой.
Глаза застилал туман, пол раскачивался и уходил из-под ног, и когда Зигфрид опустился в кресло и открыл глаза, он рухнул перед ним на колени. Едва удерживая дыхание, бросился расстегивать пряжку его пояса, китель, рубашку и – снова впился в шею, в ключицу, на сей раз слегка прикусывая гладкую кожу. Почувствовал, как сильная рука гладит его плечи, прижимает к груди, услышал, как частые, взволнованные вздохи переходят в стоны, и, не давая себе опомниться, устремился вниз, чтобы дать возлюбленному полное наслаждение. Несколько секунд – и напряженное естество предстало его взору. Оно было прекрасно: алебастрово-белое, трепещущее, с нежно-алой головкой. Оскар приник к ней, заскользил губами вверх-вниз, затем сжал основание одной рукой, другой стал ласкать себя. Тело Зигфрида выгнулось, мускулы на ногах вздулись от напряжения, стоны, отвечая движениям любовника, стали громче. Наконец, почувствовав, как близок финал, Оскар прервал ласки и вскочил на ноги. В ту же секунду поверх его руки, зажимающей плоть в последней попытке сдержаться, легла другая, горячая, сотрясаемая разрешающейся страстью, и с первыми каплями жемчужной струи, его душа, словно стон, вырвалась наружу и растворилась в бесконечности.
Да. Здесь есть NC-17. илисколько, каждый сам решит.
Ничего не буду писать в анонс)
Часть 6.
читать дальшеПочти все двадцать дней, которые требовались «Тристану» и кораблям сопровождения на дорогу, Ройенталь провел уединенно в своей каюте. Он занимался сравнительным анализом характеристик Изерлона и Гайерсбурга, изучением тактики адмирала Яна или просто читал. С недавнего времени у них с Зигфридом вошло в привычку обмениваться короткими сообщениями о почитанных книгах. Чаще – по истории и военному делу. Но еще обоим оказалась интересна поэзия, особенно тех времен, когда космические путешествия были лишь плодом воображения, зато человеческий дух рвался к необозримым высотам. Делиться раздумьями с понимающим собеседником без оглядки на домыслы праздной толпы было для Оскара счастьем. Он словно очнулся ото сна, необузданные мечты забылись, и в душе горело лишь чистое пламя верности будущему кайзеру и дружбы.
По крайней мере, так казалось. А теперь влажный предвесенний ветер треплет волосы Вольфа: тот улыбается, хлопает по плечу, лукаво подняв бровь цвета соломы:
- О, вот он, наш Ромео-после-шести! Уже любуется небесами Одина! Что это с тобой? Ты стоишь у трапа уже полминуты.
- Здравствуй. Право, ты заслужил имя Ураганного Волка: твой натиск неудержим.
Вольф обеими руками трясет правую руку, потом увлекает в машину, искренне, радостно шепчет:
- Нет, серьезно, Оскар, кто она?! Я никогда не видел у тебя такого выражения...
- Перестань же! На нас смотрят… Лучше скажи: что его светлость?
По лицу друга словно пробегает облачко:
- Что у вас там случилось? В столице полно слухов.
- Ничего. Мы выиграли бой. Хотя и не так, как ожидалось.
- Кем – ожидалось?
- Оберштайном, если хочешь.
- Ты весь в этом, Оскар. Ты любишь игру с огнем.
Да, Вольфганг Миттермайер сам не представляет, насколько он прав! Но Оберштайн – не огонь. Он – тень, рожденная пламенем. И теперь, на земле Одина, наконец, станет ясно: осветит ли это Пламя новую дружбу своим ровным светом или – испепелит ее.
Долгий тревожный взгляд: Вольф наблюдает за твоим лицом, не нарушая молчания. И в этом есть особый, торжественный и горький оттенок. Судьба. От нее не уйти.
Окна огромного кабинета выходят на площадь перед дворцом. Внизу слышен гул людского моря: те, ради кого тысячи шли на смерть, приветствуют зарю новой династии. Но в самом кабинете светло и спокойно. Лишь веселой ленточкой реет чуть заметный аромат хороших женских духов. Его светлость – за столом. На его голову мягко опускается луч полуденного зимнего солнца. Золотистые волосы стали гораздо длиннее. Знак избранности. Знак Судьбы. Слева – Оберштайн. Молчаливое воплощение хорошо отлаженного государственного механизма: беспристрастен, безучастен, безжалостен. Сердце отмеряет мгновения тишины. Глаза будущего кайзера неотрывно смотрят в глубину твоей души.
- Итак, Ройенталь, приказ штаба был нарушен.
- Гарнизон не открывал огонь первым, ваша светлость.
- Вы допустили демонстративное перестроение. Враг понял сигнал. Это равнозначно предательству.
Не отрывать взгляд. Не опускать головы. Будет как начертано. В памяти всплывает день получения нового приказа: размеренный голос начальника штаба и голос Зигфрида – звенящий от безнадежности…
- Да, ваша светлость. Но не равно ему.
Оберштайн наклоняется и что-то тихо говорит на ухо его светлости.
- Мы вызовем его после, Оберштайн. Сейчас мне интересен зачинщик.
На лице начштабом тает тень недовольства. Пора наконец сказать, Оскар.
- Новой династии послужат и победы без подлости, ваша светлость.
- Вот как? Забавно! – его светлость Райнхард фон Лоэнграмм откидывается в кресле, подперев щеку тонкими сильными пальцами. Его глаза улыбаются. – Фройляйн Мариендорф сказала мне нечто подобнее в день, когда вы и Кирхайс прислали отчет о произошедшем.
- Меркатц – достойный враг, ваша светлость. Он имеет право потерять одну шестую флота, не запятнав чести.
- И вы считаете операцию удачной? – голос его светлости снова звучит сталью.
- Я не в праве судить. Потери врага и наши потери близки к расчетным.
- Ступайте, Ройенталь. Не стоит гневить судьбу.
…В обширной приемной слышны негромкие голоса с легким оттенком тревоги, которые разом замолкают, когда за твоей спиной закрывается дверь в кабинет. Собравшиеся адмиралы в недоумении: кто-то бросается расспрашивать, кто-то молча наблюдает. Много новых лиц, много и тех, кто служил Гольденбаумам, но был прощен. Голоса, впрочем, умолкают снова: в приемную входит Кирхайс. Его спина пряма, шаг четок, он отдает честь присутствующим с тем выражением, которое врезалось тебе в память тогда, в зале совета Гайерсбурга. Абсолютная верность. Навсегда. Спокойнее, Оскар.
- Вынужден проститься, господа. Надеюсь увидеть вас снова и в добром здравии.
Теперь можно уходить. Но на пути в неизвестность – обменяться взглядом с тем, кому еще только предстоит выдержать гнев Райнхарда фон Лоэнграмма.
…Влажный порывистый ветер ерошит аккуратные узоры самшитовых кустов, гонит волны по озябшей траве. Некуда спешить. Машина ждет за оградой. Вольф в приемной успел шепнуть, что должен остаться. Одиночество - и несущиеся над парком серебристые облака. Одиночество - и поспешный хруст гравия под чьими-то легкими шагами.
- Постойте, Оскар!
Сердце откликается на голос невообразимым полетом. Этого не может быть. Полуобернувшись, через плечо, увидеть серо-синие глаза, светящиеся радостью, или - чем-то большим. Не может…быть. Но слова предательски опережают мысли…
- Неужели все решилось так скоро? Я готов. - Это звучит высокомерно. И лишь в конце голос против воли теплеет:- Но зачем его светлость послал именно вас?
Так ли нужно причинять ему лишнюю боль? Впрочем, он не подает виду, что понял.
- О чем вы?! Я лишь напомнил, что необходимо сообщить вам о дне совещания штаба. Его светлость предложил сделать это лично.
Превосходно! Истинный слуга кайзера! Нет. Просто верный друг Райнхарда фон Лоэнграмма. Это честь – работать с ним вместе.
- Так что же, Зигфрид, кара отменяется?
И снова – знакомый серьезный взгляд. Как хорошо, что печаль почти незаметна в нем!
- Вы знаете, Оскар, командующий спросил, что я думаю о Меркатце, как о достойном честной схватки враге. Я ответил: именно это вы сказали мне в день боя. Совещание послезавтра, в двенадцать.
- Окажите мне честь, Зигфрид. Приглашаю вас провести это время в моем имении.
Фамильное гнездо фон Ройенталей было пустынно. Оскар не любил поместье, за исключением нескольких уголков. После смерти отца в большой усадьбе, окруженной огромным парком, оставались только Берта, бывшая кормилица, и ее муж. Именно она когда-то спасла жизнь разноглазого младенца от рук его собственной матери. Но Оскар сделал Берту экономкой не только из признательности, но и потому, что, не отличаясь выдающимся умом, она толково вела дом в отсутствие хозяина и никогда не спрашивала лишнего. Йозеф же от природы был флегматичен и молчалив.
Мужчины взошли по мраморным ступеням широкой изящной лестницы, поздоровались с мужем Берты, отворившим высокую дверь, поставили сумки на черно-белые плиты пола обширной передней.
Оскар молча улыбнулся, вспоминая недавний разговор в машине. Тогда он пошутил насчет того, что оба адмирала явились на аудиенцию к регенту фон Лоэнграмму с собранными вещами. На что Зигфрид серьезно ответил, что всегда, выезжая по приказу господина Райнхарда, собирается как для дальней поездки и приводит дела в порядок.
- Йозеф, отнесите вещи генерал-адмирала Кирхайса в его комнату, ту, что рядом с библиотекой.
- Сию минуту, господин. Прикажете подать обед в Красную гостиную?
- Нет, в библиотеку. В половине второго. В пять подайте кофе: мы останемся наверху до вечера.
Три большие комнаты, занятые собранием книг, которое отец купил у некого обедневшего графа, были самым любимым местом Оскара в доме. Здесь не было показной роскоши, только высокие дубовые шкафы, разделенные узкими проходами, да большой стол и два кресла, придвинутые к окну с лучшим видом на парк во всей усадьбе. Тут всегда было тихо: еще совсем маленьким Оскар понял, что нет лучшего места, чтобы прятаться, когда родители устраивают друг другу сцены. Подростком ему часто доводилось ночевать в старинном кожаном кресле с очередной толстой книгой, прижатой к груди.
…Едва лишь удивленная Берта унесла посуду и белую крахмальную скатерть с огромного письменного стола, как Оскар, движимый горячим желанием поскорее показать свои лучшие сокровища, уже принялся отыскивать и выкладывать на стол все те книги, которые упоминались в переписке с Зигфридом.
- Вот Тацит, как вы и просили. «Политика и экономика Феззана», хоть я и не особо доверяю автору. Но на сегодняшний день лучшего справочника нет. И «Ландшафты Древней Германии». Очень старая. Но рисунки чудесны! А, погодите!.. Мы говорили об этом в связи с тактикой Яна: тот полный перевод Сы-ма Цяня…
- Я помогу вам, Оскар! – Кирхайс бережно отложил огромный альбом «Ландшафтов», заложив страницу листком бумаги, и с готовностью встал.
Справа от окна был узкий проход между шкафами. Оскар на память знал: в них стоят старинные и древние труды по истории. Но нужные тома все не находились. Тогда он развернулся к другу, чтобы предложить поискать каждому на своей стороне.
И внезапно осознал, что его грудь касается груди Зигфрида. Дыхание против воли участилось. Казалось, колебания передаются и тому, кто рядом. Не помня себя, Оскар склонил голову, коснувшись губами нежной шеи над жестким адмиральским воротником, согрел вздохом пульсирующую жилку. Опомнившись, он хотел отпрянуть. Но, скользнув губами по щеке, по ямочке у рта, вдруг уловил тот неповторимый, загадочный аромат, который всегда ощущается, когда человек желает поцелуя. И, словно проваливаясь в бездну, он стал целовать бледные полураскрытые губы еще и еще, пока не почувствовал ответ, нежный и совершенно неумелый.
Тела их вжимались друг в друга так, что сердца, казалось, колотясь, рвутся навстречу. Оскар приник сильнее: левая рука ласкала затылок Зигфрида: густые завитки волос, тепло кожи под ними; языки их начали сплетаться. Превозмогая желание, он отстранился: лицо Кирхайса было очень бледно, глаза, очерченные полукругами густых ресниц, закрыты. Если бы не заалевшие от поцелуя губы, его выражение говорило бы скорее о муке, чем о страсти. Оскар почувствовал, что задыхается, но в этот момент рука Зигфрида медленно поднялась: кончики пальцев погладили его волосы, затем – щеку, коснулись шеи…Правой рукой он перехватил его запястье. Стиснув, отнял от лица. И, словно борясь с потоком воды, двинулся к креслу, увлекая юношу за собой.
Глаза застилал туман, пол раскачивался и уходил из-под ног, и когда Зигфрид опустился в кресло и открыл глаза, он рухнул перед ним на колени. Едва удерживая дыхание, бросился расстегивать пряжку его пояса, китель, рубашку и – снова впился в шею, в ключицу, на сей раз слегка прикусывая гладкую кожу. Почувствовал, как сильная рука гладит его плечи, прижимает к груди, услышал, как частые, взволнованные вздохи переходят в стоны, и, не давая себе опомниться, устремился вниз, чтобы дать возлюбленному полное наслаждение. Несколько секунд – и напряженное естество предстало его взору. Оно было прекрасно: алебастрово-белое, трепещущее, с нежно-алой головкой. Оскар приник к ней, заскользил губами вверх-вниз, затем сжал основание одной рукой, другой стал ласкать себя. Тело Зигфрида выгнулось, мускулы на ногах вздулись от напряжения, стоны, отвечая движениям любовника, стали громче. Наконец, почувствовав, как близок финал, Оскар прервал ласки и вскочил на ноги. В ту же секунду поверх его руки, зажимающей плоть в последней попытке сдержаться, легла другая, горячая, сотрясаемая разрешающейся страстью, и с первыми каплями жемчужной струи, его душа, словно стон, вырвалась наружу и растворилась в бесконечности.
Нередко честность, мораль и рацио совпадают,особенно если осознавать цели и задачи.
Мне нравится такой образ Ройенталя. Обычно его стереотипный образ это дамы, алкоголь и воинственность вкупе с тараканами))
Этот Дон Жуан всерьёз влюбился. Да, налицо свежесть восприятия и чувств. Это здорово.))
Насчёт рейтинга - все то же что и выше повторю. Романтично) на старинные романы похож стиль описания.
Оскар так прям с места в карьер, не ожидал я нцы так скоро) думаю Кирхайс тоже этого не ожидал)) стиль рейтинга норм, несколько поэтично даже) обнаружил, что при чтении нцы на русском я краснею, а вот если на инглише хоть бы хны))
Меня слегка удивило что Зиг так легко к атаке Ройенталя отнесся и оказался готов к близости сразу вот так
пошел по течению судя по всему)
Наверное, тоже имел романтическое настроение, иначе зачем стоял за спиной))
Erna*Y, Райнхард схавал и честный бой, вот и молодец) Его-то приказ как раз был о честном бое. Это потом Обер продавил свое.
Нередко честность, мораль и рацио совпадают,особенно если осознавать цели и задачи. Вот спасибо тебе. Я уже многим пыталась объяснить, что не обязательно всегда быть Маккиавелли 110% времени: нерационально.
Мне нравится такой образ Ройенталя. Обычно его стереотипный образ это дамы, алкоголь и воинственность вкупе с тараканами)) Еще раз спасибо!!! Кто-то в старом фэндоме предположил уже, что Оскар на деле поэт. ПРосто он сам того не знает.
Этот Дон Жуан всерьёз влюбился. Да, налицо свежесть восприятия и чувств. Это здорово.)) Елки, у меня скилл бесконечного "спасибо" открылся. Еще раз спасибо,да! Он по уши причем. В первый раз!
Романтично) на старинные романы похож стиль описания.0_0 Я даже не знаю, что сказать, ТАК меня еще никто не хвалил! Благодарю от души...
Aquerlin, хорошо что пронесло с перестроением плана боя, а то с таким Райнхардом и непонятно как среагирует. агась) мальчики собрались с мыслями и сообща нахамили)))
Оскар так прям с места в карьер, не ожидал я нцы так скоро) Охохо))) там два месяца и 20 страниц прошло...)))))
умаю Кирхайс тоже этого не ожидал)) Не-а. КИРХАЙС САМ ПРИНЯЛ РЕШЕНИЕ, У НЕГО ВСЕ СЕРЬЕЗНО. А ОСКАР ЧЕСТНО ПЫТАЛСЯ СЕБЯ ОБРАЗУМИТЬ - 2 месяца, ну а тут - удержаться. Хотя да, у него есть что-то вроде стратегичесткого плана
.стиль рейтинга норм, несколько поэтично даже) Спасибо!!! Я так волновалась..."это не третьесортное анимэ" ))) тут хочется самый бэст.
обнаружил, что при чтении нцы на русском я краснею, а вот если на инглише хоть бы хны)) Что, любой рейтинг на инглише норм? Как интересно...не пробовала читать. Я тоже краснею - когда пишу. Артами и...ну, в общем, ладно...меня уже давно не удивишь.
Меня слегка удивило что Зиг так легко к атаке Ройенталя отнесся и оказался готов к близости сразу вот так Нет. Не легко. Он все обдумал. Это не страсть (не только, он все же огненный тип, с темпераментом порядок). Это любовь. Иначе у него просто не может быть. Да и потом, если бы он видел заигрывания, подъезды на кривой козе...а тут в одних этих синяках на руке больше самоуничтожительной страсти, чем он видел за всю жизнь. И он видит дружбу, человека, который умен, аристократичен и преклоняется перед Райнхардом так же сильно. Даже готов "бросить под ноги надежду на дружбу". И потом, у Рйенталя и Райнхарда есть немногое общее во внешности...)) Да, он повелся на страсть. Но за 20 дней, которые они общаются письмами, все обдумал.
пошел по течению судя по всему) Не совсем... ПРосто для него невыгодно свалить адмиралом, пока жив Ян. Нагадить, чтобы не брыкались - это да. Расчет с изменением приказа был тот же, что и с гадостями: а ну-ка посмотрим, как вы провзаимодействуете? А какие у вас цели и убеждения? Он сам явно говорил Райнхарду, что идея с перемещением крепости оригинальна как минимум. Я бы сказала, это Оскар себе навоображал катастрофу.
Erna*Y, иначе зачем стоял за спиной)) Предел мечтания мебели - стоять в кабинете кайзера. Не обожает он никого - не способен.
2 месяца, ну а тут - удержаться а, я как то пропустила про 2 месяца.
В глубине души может быть и поэт. По крайней мере склонность к красивым и витиеватым изречениям у него есть=)
Я уже многим пыталась объяснить, что не обязательно всегда быть Маккиавелли 110% времени: нерационально.
Поведение с точки зрения чистого рацио далеко не всегда оправдано и не со всеми. У всех ценности разные.
И еще хотел поставить Оберштайна на место
Оберштайна вообще надо держать в узде и не позволять ему слишком много брать на себя.
Да и потом, если бы он видел заигрывания, подъезды на кривой козе..
Похоже, Зиг уже испытывал подобные же чувства и однозначно истолковал все невербальные сигналы, исходившие от Ройенталя.)
А с дружбой - опасный был ход. Дружба о такие вещи ломается.
Кирхайс как будто от отчаяния навстречу бросился, вот когда они спарринг устроили, а потом пришел в себя...
Мне даже стало интересно, что в тех письмах проходило подтекстом. Ведь через них как-то Зиг и пришел к моральной готовности, думаю)
И потом, у Рйенталя и Райнхарда есть немногое общее во внешности...))
Попыталась представить Райнхарда накачанным шатеном и получила разрыв шаблона... был бы похож, возможно -) только он в аниме столькими способами нарисован, что под этот образ подходят варианта два из всех)
Поведение с точки зрения чистого рацио далеко не всегда оправдано и не со всеми. У всех ценности разные.да))) иррациональные сво тоже не редкость, лол
Оберштайна вообще надо держать в узде и не позволять ему слишком много брать на себя. Плюсую. Хотя в моем тексте он меня даже не бесит: все это для него естественно.
Похоже, Зиг уже испытывал подобные же чувства и однозначно истолковал все невербальные сигналы, исходившие от Ройенталя.)Хммм...я об этом так не думала. Скорее так: сначала, в госпитале, ему очень худо, от того, что жизнь рухнула, потом он начинает понимать: его чувства к брату и сестре - только его проблема. Брат уже сказал все, утешил, как мог)) А что же сестра? И вот тут до него тихо доходит, что уже не то, что не вернешь ничего, а они с Райнхардом ей вообще не нужны. Как Райнхарда можно бросить?! Ну и дела! И он понимает: чувство к ней уходит. от этого еще больнее(биохимия, не поспоришь...)
Сигналов он никаких не почувствовал поначалу: Оскар и сам хотел поофициальнее. Но то, что Зигово отношение к Райнхарду не будничное адмиральское обожание - это да...раз есть кто-то еще, кто так думает - этот кто-то хороший. Они как два фаната одной группы))
А с дружбой - опасный был ход. Дружба о такие вещи ломается. Обоже))) Да Оскар - чертов пораженец!!! "Лучше поражение от него, чем победа над всеми женщинами" Ну нет головы у человека! Хотя он честно пытается. Гены и воспитание подгадили))))
Кирхайс как будто от отчаяния навстречу бросился, вот когда они спарринг устроили,
Не соглашусь! Кирхайс действительно наивный в некоторых вопросах тут. Он реально НЕ ПОНИМАЕТ!!! Отчаяние есть. Но вот в чем: друг далеко, ему трудно и плохо, рядом с ним клубится непонятное, надо помочь. А сил - нет! Надо удостовериться, что я - смогу. Но все говорят: пойди полежи. Хотя есть надежный, понимающий человек такой же маньяк-самоуничтожитель Пойду к нему, попрошу помочь как боевого товарища. И ВСЁ!!!
а потом пришел в себя...опа, где это?
Мне даже стало интересно, что в тех письмах проходило подтекстом. Ведь через них как-то Зиг и пришел к моральной готовности, думаю) Самое интересное - ничего! Они реально говорят о военном деле и литературе. Оскар перестает мести высокопарную фигню хоть на время, у них общие мысли насчет поэзии, стремления к высокому и верности. Словом, они действительно подружились и...расслабились. А страсть взяла и подкараулила.
и получила разрыв шаблона... лол! Ненене))) Смотри: они оба хоть и накачанные, но тонкокостные, у обоих такой лисий разрез глаз, белая кожа (все типичное для аристократа) Знак породы. Подсознательно для Зига это важно
На том что ты описываешь, чувства Зига к Ройенталю как к боевому товарищу, можно просто дружить - за книжки говорить, спаринг устраивать, пить,- гулять)) _тоже чувство одиночества заглушает. Но он влюбился)
Оскар тут скорее "украсть так миллион, спать так с королевой")) Пошёл ва банк, поставил все что было.
Насчёт спарринга у меня глюк был что это акт мазохизма. Подсознательный, конечно. Но в принципе мне понятна твоя логика.
Пришёл в себя - в смысле собрался, перестал думать как бы заглушить душевную боль и тоску.
Райнхард мне кажется скорее худощавым. Но вначале 2 сезона Райнхард ещё крепкий спортивный, это он потом сдулся.
Вот разрез глаз похож, и форма бровей. Ну и Райнхард моложе, тоже немаловажно
Но он влюбился) Когда решится рефлексировать - сам будет в афиге. Но а не верю, что его могло просто повести! За те два месяца, которые они общаются, он не только нашел родственную душу-Райнхардофила), он понял, что с такими людьми вообще до этого не общался. Оскар - человек, который мало говорит, но много размышляет о чувствах. Ему есть чему научить. Кроме того, они связаны кровью. И за Райнхарда З. очень благодарен. Он не уступил натиску, а подарил себя другу, как он всю жизнь и делает.))
Оскар тут скорее "украсть так миллион, спать так с королевой")) Пошёл ва банк, поставил все что было. Агась!)))) Ему надо Райнхарда - сначала. Половину Райнхарда - когда уже ясно, что не выгорит. И лучшего_чела_на свете - когда уже влюбился со своей благодарностью и Райнхардофилией. Прикол в том, что несколько низменные интересы в начале, точнее высокий пафосный, но маразм, переходят оч. быстро в любовь. Ройенталь любит катастрофы, а что может быть лучше, чем напороться на то, чего боишься больше всего?!))) Да еще и к тому, кто скорее всего откажет))))
Насчёт спарринга у меня глюк был что это акт мазохизма.Акт мазохизма - это неделю, блин терпеть издевательства Оберштайна, который даже не понимает, что издевается. А с проверкой он все расчитал. Даже то, что победить партнера по спаррингу надо быстро - иначе не выйдет. Кроме того, побить макивару - хороший способ поменять себе настрой радикально.Но вот Оскар...ему бы задуматься: а не без садизма ли то, как он вообще к Кирхайсуотносится по началу? Ему было бы неинтересно со здоровым, успешным...Впрочем, он сам такой: убить себя об верность Райнхарду - лучшая цель жизни. За схожесть (или как ему кажется) он и полюбил З.
Райнхард мне кажется скорее худощавым. Да, у него типичное сложение аристократа. Сдулся потом, т.к. авторам очень хотелось показать, как его есть болезнь, блин. Там вообще очень разный посыл у сезонов. После второго очень видно, что долили кавая))
Ну и Райнхард моложе, тоже немаловажно я думаю, он и в 33 выглядел бы почти также. наверно, это как-то влияет на Кирхайса, что они и похожи, и различны.
я тоже
Кроме того, они связаны кровью.
Вот это, конечно сближает сильнее всего. Тут конечно опять возможны варианты. Такой совместный акт самопожертвования - основания чтобы потом вместе детей крестить)) Но если что-то такое в обоих было, то как катализатор могло сработать.
Казалось бы, что может сблизить сильнее и внушить уважение и симпатию друг к другу.
За схожесть (или как ему кажется) он и полюбил З.
Вот это тоже есть. Ройенталь и Кирхайс изначально похожи по складу. Не во всем, но общее есть. Только Кирхайс с самого начала попал в благоприятные обстоятельства. Хорошие, любящие родители, потом Райнхард - не сахар человек, но доверяющий, любящий, преданный (разумеется, с учетом их вертикальных отношений). Аннерозе, опятьже, прекрасная дама. А Ройенталь одинок был, долгое время, и так повзрослел. Тараканов развел в процессе...
Там вообще очень разный посыл у сезонов. После второго очень видно, что долили кавая)) Вот кстати да. И долив кавая удручает меня безмерно...
Не знаю. как бы он выглядел. Все зависит от того, выздоровел бы он или нет.
Насчет подобия - может быть. Влечение к похожим типажам,и к доминантным личностям особого склада.
Такой совместный акт самопожертвования - основания чтобы потом вместе детей крестить)) Но если что-то такое в обоих было, то как катализатор могло сработать. Казалось бы, что может сблизить сильнее и внушить уважение и симпатию друг к другу. Сто процентов так!!! Ты очень точно описала мою мысль!!!
Ройенталь и Кирхайс изначально похожи по складу. Да, вот да!!! Сейчас пишу дальше и понимаю, что трудная жизнь...позволила Ройенталю быстрее раскрыться. Ему пришлось самому соображать, ни на какие авторитеты не опираясь. поэтому он с одной стороны, ищет авторитеты, с другой стороны, все время как бы в оппозиции.
И долив кавая удручает меня безмерно...Волосыыы-плащыыы))) я хочу почиать роман. Честно.
Не знаю. как бы он выглядел. Все зависит от того, выздоровел бы он или нет. Представила себе серфера с мышцами и бородой по ветру. Круто. Особенно - с такими красивыми глазами, как в первом сезоне.
Влечение к похожим типажам,и к доминантным личностям особого склада. ключевое - "доминантным", да?) А каким особым? Мне правда очень интересно!!!
У Кирхайса тоже поначалу жизнь была не сахар. Когда он в военной школе оказался, ну ладно с Райнхардом. Но он там как я поняла единственным простолюдином был. Тоже непросто пришлось.
Ой, я на английском китайский перевод первых трёх глав осилила кое как с промптом в зубах, но тогда времени было полно и упрлс, сейчас как то перегорело.
Образ сёрфера сьел мой мозг)
Доминантным, и не только. У него высокая планка. Ну это опять мой глюк, складывается впечатление такое. Райнхардо-сама это шутка в которой есть доля шутки. Это надо быть изначально таким, чтобы с детства играть в вассальные отношения, которые потом и игрой быть перестали. Дальше автор оборвал их развитие на пике конфликта.
А потом Танака в своём интервью все к достоевщине какой-то свёл. В общем я верю в то, во что хочу верить))
я на английском китайский перевод первых трёх глав осилилавроде в контаче есть часть на русском? Танака все же романтик такой...и в жж лежало, и еще есть отрывок про смерть Кирхайса где-то...
Образ сёрфера сьел мой мозг) агась)))
У него высокая планка. Ты про Ройенталя? Райнхардо-сама это шутка в которой есть доля шутки. Это надо быть изначально таким, чтобы с детства играть в вассальные отношения, Да. И меня всегда это напрягало...когда Райнхард стал вдуг "сама"? Уж не после просьбы Аннерозе случайно???
Дальше автор оборвал их развитие на пике конфликта. Браво!!! Вот это - единственное адекватное объяснение смерти Кирхайса.
А потом Танака в своём интервью все к достоевщине какой-то свёл.Слушь, а ты мне это засылала? Очень хочу почитать!
У Кирхайса высокая планка. У Ройенталя тоже, причём он все время проверяет, а соответствуетли его сюзерен высокому эталону (вот это добивает).
Просьба Аннерозе была нормальной - будь хорошим другом моему брату. На -сама его самого заклинило. Мне кажется, он так ощущал себя в собственной сказке. Райнхард хотел быть королём, а Кирхайс верным рыцарем.
В комменты к дарк фанону кидала и ссылку т фрагмент интервью
(вот это добивает). Ничего, Райнхард только один раз повелся. Зато как((
На -сама его самого заклинило. Вот меня вот это добивает!
Мне кажется, он так ощущал себя в собственной сказке. Райнхард хотел быть королём, а Кирхайс верным рыцарем. Красиво, как Рихард Штраус!!я тут слушаю саундтрек...В комменты к дарк фанону кидала и ссылку т фрагмент интервьюБожебоже! Я растеряха! Извини...я найду...
немного сенсации...