То самое. Всем - 18???
...Нет, это время не для бесплотных чертогов. Оно для жизни, которая кипит в крови – кто знает, сколь долго это продлится!
Часть 9.
читать дальше- Снимите китель, Зигфрид. Еще два полена – и мы устроим тут настоящее лето, - это сказано нарочито беспечно. Так, чтобы голос не дрогнул. Потому что долгожданное счастье, кажется, сейчас пойдет горлом.
Его руки движутся с чуть видной поспешностью, как бы с облегчением… замирают, оставив черный бархат лежать кусочком ночи на густом сером меху ковра… Вот теперь можно дотронуться. Белый хлопок, скрепленный форменной запонкой, внутренняя сторона запястья, нежная, детская… Мгновенное, резкое движение руки, остановившей твою руку. Пусть сжимает – твои пальцы осторожно, невесомо гладят его пальцы… Предначертанное… Согласное движение друг к другу! Дыхание, готовое остановиться или разорвать грудь, сливается в такт! Поцелуй, изощренный и томительный, длится как маленькая смерть… И – как возвращение к жизни – ласковые, сильные касания: ток пробегает по спине, затылку, голова запрокидывается, отдавая его губам беззащитность шеи в распахнутом воротнике…
Кожа ощущает ласковое тепло дыхания, от шеи – к груди, все ниже: он дарит себя, уступая… И от этого все труднее держать в голове тактический план. Хочется раствориться в этом человеке, познать его боль и радость, его душу… покориться этим рукам. Этому взгляду цвета пронзительных зимних сумерек. Ты думал, что имеешь дело с молодым, неопытным разумом, но это – мужчина. В чем-то - старше тебя.
Старше - него. Сбывается… О, боги!..
Словно гонимый роком, Оскар медленно отстранился. Капля пота проложила путь от виска до щеки. Он смахнул ее тыльной стороной ладони, с трудом встал, склонив голову, побрел к постели и опустился на жемчужно-серый шелк покрывала. В одно движение Зигфрид оказался рядом. Присел, обнимая за плечи.
Нет, никогда в льдисто-серых глазах Вечности не было столько самоотверженного участия и желания понять. И – не будет.
Оскар покачал головой в ответ на немой вопрос друга. И неожиданно для себя… обеими руками притянул огненно-красную голову к губам, покрывая поцелуями завитки волос, лоб, трепещущие веки… потом окончательно избавился от одежды, помог Зигфриду сделать то же самое. Откинувшись на подушки, закрыл глаза и позволил целовать себя, лишь изредка направляя кудрявую голову возлюбленного, пропуская пряди сквозь пальцы… Вскоре он почувствовал тепло дыхания, согревающее его бедра - намерение ответной ласки… Оскар встрепенулся и с первыми невозможными ощущениями скорее почувствовал, чем увидел полузакрытые синие глаза и бледные губы, смыкающиеся на его теле…
Вскрикнув, он закусил губу, голова метнулась по подушке. Секунды, подчиняясь пульсирующим движениям, длились невероятно долго, и он успел опомниться только на самой грани. Мягко оттолкнул ладонями мускулистые плечи: ноготь коротко черкнул по соску. Ответом был новый поцелуй в губы: пополам с едва слышным стоном.
Оскар впился пальцами в напряженные бицепсы, упершись локтем и ногой, перевернулся, чтобы оказаться сверху. Это было совсем иначе, чем с женщинами… Ощущение борьбы на равных и…доверия… Ощущение крепкого тела, где нежная мягкость была разве что на границе щеки и шеи… Наслаждаясь медлительной, рассудочной точностью движений, он скользил руками по гладкой коже, внутренне вздрагивая каждый раз, когда пальцы касались бархатистого перехода от бедер к животу, целовал, расчетливо оставляя темно-алые следы так, чтобы одежда потом скрыла их, и лишь двоим тайна была бы известна.
Необычайная, полная страсти, радость взрывалась в крови, когда, волнообразно двигая бедрами, можно было почувствовать, как его твердость и твердость Зигфрида напряженно лелеют друг друга. И увидеть, как все чаще желание, туманя серьезные синие глаза, смыкает густые ресницы. Оскар откатился в сторону и нащупал на тумбочке маленький несессер. Он старался не задумываться о том, что будет дальше… Подготовиться… Вернуться к ласкам… Дать волю телу…
Дальнейшее осталось в памяти мгновенными вспышками - страсть рвала сознание в клочья… Алое сияние углей в камине… Крутые завитки волос на запрокинутой голове, кажущиеся почти черными, цвета запекшейся крови, от легшей на них тени… Искательное движение руки, дарящей наслаждение – и он подается навстречу, в глазах – недоумение и решимость… Опереться на правую руку: пусть боль пронзает ее! Ему так будет легче… Еще раз пройти пальцами путь – согнутое колено, мышцы бедра, совершенные в своей красоте, вверх по спине… Там, между лопаток… Неожиданно – его стон, отдающий все: жизнь, душу… Рука возле его шеи… Пряди так мягки… Вернуться назад, к бедрам… Привлечь к себе… Нежность – насколько хватит терпения телу, сжигаемому болью страсти… Еще… Еще… Нет ни дающего, ни принимающего… Перед закрытыми глазами, нет, в глубинах души, - неторопливо разворачиваются созвездия… Сияющий туман охватывает все вокруг…
- Oh, meine einzige!
Звук вырвался из горла вместе с остатками воздуха. Теряя сознание, Оскар фон Ройенталь с трудом вдохнул снова. Голова поникла – и новый выдох пришелся уже в плечо Зигфрида. Затем темнота поглотила все.
Он очнулся через несколько секунд. Тела, разъединившись, вновь устремились друг к другу – в спокойной неге. Голова Зигфрида оказалась на его груди, и Оскар, ласково обнимая плечо друга, наверняка знал, что тот прислушивается к биению его сердца. Подняв глаза, можно было увидеть, как за стеклом световых люков проносятся обрывки туч и вьются последние ленты снега…
… Потом были хлесткий жар душа и чашка еще теплого вина, разделенная на двоих, веселые разведка и дегустация припасов на тесной кухне… Деликатные объятия огромного пухового одеяла и над его невесомым, как облако, краем, - чуть бледное, с порозовевшими полуоткрытыми губами, лицо Зигфрида, которого Оскар впервые увидел спящим.
...Нет, это время не для бесплотных чертогов. Оно для жизни, которая кипит в крови – кто знает, сколь долго это продлится!
Часть 9.
читать дальше- Снимите китель, Зигфрид. Еще два полена – и мы устроим тут настоящее лето, - это сказано нарочито беспечно. Так, чтобы голос не дрогнул. Потому что долгожданное счастье, кажется, сейчас пойдет горлом.
Его руки движутся с чуть видной поспешностью, как бы с облегчением… замирают, оставив черный бархат лежать кусочком ночи на густом сером меху ковра… Вот теперь можно дотронуться. Белый хлопок, скрепленный форменной запонкой, внутренняя сторона запястья, нежная, детская… Мгновенное, резкое движение руки, остановившей твою руку. Пусть сжимает – твои пальцы осторожно, невесомо гладят его пальцы… Предначертанное… Согласное движение друг к другу! Дыхание, готовое остановиться или разорвать грудь, сливается в такт! Поцелуй, изощренный и томительный, длится как маленькая смерть… И – как возвращение к жизни – ласковые, сильные касания: ток пробегает по спине, затылку, голова запрокидывается, отдавая его губам беззащитность шеи в распахнутом воротнике…
Кожа ощущает ласковое тепло дыхания, от шеи – к груди, все ниже: он дарит себя, уступая… И от этого все труднее держать в голове тактический план. Хочется раствориться в этом человеке, познать его боль и радость, его душу… покориться этим рукам. Этому взгляду цвета пронзительных зимних сумерек. Ты думал, что имеешь дело с молодым, неопытным разумом, но это – мужчина. В чем-то - старше тебя.
Старше - него. Сбывается… О, боги!..
Словно гонимый роком, Оскар медленно отстранился. Капля пота проложила путь от виска до щеки. Он смахнул ее тыльной стороной ладони, с трудом встал, склонив голову, побрел к постели и опустился на жемчужно-серый шелк покрывала. В одно движение Зигфрид оказался рядом. Присел, обнимая за плечи.
Нет, никогда в льдисто-серых глазах Вечности не было столько самоотверженного участия и желания понять. И – не будет.
Оскар покачал головой в ответ на немой вопрос друга. И неожиданно для себя… обеими руками притянул огненно-красную голову к губам, покрывая поцелуями завитки волос, лоб, трепещущие веки… потом окончательно избавился от одежды, помог Зигфриду сделать то же самое. Откинувшись на подушки, закрыл глаза и позволил целовать себя, лишь изредка направляя кудрявую голову возлюбленного, пропуская пряди сквозь пальцы… Вскоре он почувствовал тепло дыхания, согревающее его бедра - намерение ответной ласки… Оскар встрепенулся и с первыми невозможными ощущениями скорее почувствовал, чем увидел полузакрытые синие глаза и бледные губы, смыкающиеся на его теле…
Вскрикнув, он закусил губу, голова метнулась по подушке. Секунды, подчиняясь пульсирующим движениям, длились невероятно долго, и он успел опомниться только на самой грани. Мягко оттолкнул ладонями мускулистые плечи: ноготь коротко черкнул по соску. Ответом был новый поцелуй в губы: пополам с едва слышным стоном.
Оскар впился пальцами в напряженные бицепсы, упершись локтем и ногой, перевернулся, чтобы оказаться сверху. Это было совсем иначе, чем с женщинами… Ощущение борьбы на равных и…доверия… Ощущение крепкого тела, где нежная мягкость была разве что на границе щеки и шеи… Наслаждаясь медлительной, рассудочной точностью движений, он скользил руками по гладкой коже, внутренне вздрагивая каждый раз, когда пальцы касались бархатистого перехода от бедер к животу, целовал, расчетливо оставляя темно-алые следы так, чтобы одежда потом скрыла их, и лишь двоим тайна была бы известна.
Необычайная, полная страсти, радость взрывалась в крови, когда, волнообразно двигая бедрами, можно было почувствовать, как его твердость и твердость Зигфрида напряженно лелеют друг друга. И увидеть, как все чаще желание, туманя серьезные синие глаза, смыкает густые ресницы. Оскар откатился в сторону и нащупал на тумбочке маленький несессер. Он старался не задумываться о том, что будет дальше… Подготовиться… Вернуться к ласкам… Дать волю телу…
Дальнейшее осталось в памяти мгновенными вспышками - страсть рвала сознание в клочья… Алое сияние углей в камине… Крутые завитки волос на запрокинутой голове, кажущиеся почти черными, цвета запекшейся крови, от легшей на них тени… Искательное движение руки, дарящей наслаждение – и он подается навстречу, в глазах – недоумение и решимость… Опереться на правую руку: пусть боль пронзает ее! Ему так будет легче… Еще раз пройти пальцами путь – согнутое колено, мышцы бедра, совершенные в своей красоте, вверх по спине… Там, между лопаток… Неожиданно – его стон, отдающий все: жизнь, душу… Рука возле его шеи… Пряди так мягки… Вернуться назад, к бедрам… Привлечь к себе… Нежность – насколько хватит терпения телу, сжигаемому болью страсти… Еще… Еще… Нет ни дающего, ни принимающего… Перед закрытыми глазами, нет, в глубинах души, - неторопливо разворачиваются созвездия… Сияющий туман охватывает все вокруг…
- Oh, meine einzige!
Звук вырвался из горла вместе с остатками воздуха. Теряя сознание, Оскар фон Ройенталь с трудом вдохнул снова. Голова поникла – и новый выдох пришелся уже в плечо Зигфрида. Затем темнота поглотила все.
Он очнулся через несколько секунд. Тела, разъединившись, вновь устремились друг к другу – в спокойной неге. Голова Зигфрида оказалась на его груди, и Оскар, ласково обнимая плечо друга, наверняка знал, что тот прислушивается к биению его сердца. Подняв глаза, можно было увидеть, как за стеклом световых люков проносятся обрывки туч и вьются последние ленты снега…
… Потом были хлесткий жар душа и чашка еще теплого вина, разделенная на двоих, веселые разведка и дегустация припасов на тесной кухне… Деликатные объятия огромного пухового одеяла и над его невесомым, как облако, краем, - чуть бледное, с порозовевшими полуоткрытыми губами, лицо Зигфрида, которого Оскар впервые увидел спящим.
читать дальше
Майн кайзер...
Это романтика. Из разряда байронической, рыцарский дух, и все такое.
Я имела в виду романтику влюбленности.
Вот не думала в таком ключе. Может, правда,ему снесло крышу настолько, потому что дорвался.
Он сам не знает, насколько не покерфейс))) Много от природы дано по части восприятия. По капсам - такой живой мимики ни у кого в анимэ нет! Кроме - кайзера.
Про "Майн кайзер!" : Для Ройенталя "любовь, верность" равно "смерть". Я думаю, потому что сказать о ней - превыше всех сил. Или напиться (тогда уж пойдет за жизнь беседа) или - умирая.
сюжет...Ооо...хмм...
Насчет Зигфрида и двух любовей - это про то, что Аннерозе любовь всей жизни? Я честно говоря в каноне со стороны Аннерозе мало проявлений любви увидела (кроме той одной сцены, которая из-за этого была для меня несколько странной). Я считаю Аннерозе любила его скорее как брата. Это могло бы перерасти в другой вид любви, но Кирхайс для этого слишком быстро помер. Имхо конечно все)
Я раньше не спрашивала, потому что, думаю, вдруг ненароком получится, что на человека давлю)не, все замечательно, это реал на меня давил...но теперь, надеюсь, это в прошлом...
Насчет Зигфрида и двух любовей - это про то, что Аннерозе любовь всей жизни? да. мне представилась жуткая (для Оскара) сцена, где Зиг вдруг говорит, что больше не сможет изменять истинной любви...жэсть ккакая-то...
Я честно говоря в каноне со стороны Аннерозе мало проявлений любви увидела ну, тогда я не одинока! а то в соо даже страшно по чеснаку сказать, что графиня-то его ни хрена не любит...
(кроме той одной сцены, которая из-за этого была для меня несколько странной).какой??
Я считаю Аннерозе любила его скорее как брата.или как приложение к брату
Это могло бы перерасти в другой вид любви, но Кирхайс для этого слишком быстро помер.у них с Райнхардом просто фэмили бизнес какой-то! он ходит с медальоном, она говорит Хильде, что уморила Кирхайса...а чем оба раньше думали?
может и перебрала, от этого фик не перестал мне замечательно заходить)) ты - автор, поэтому имеешь полное право писать как хочешь.
Зиг вдруг говорит, что больше не сможет изменять истинной любви...жэсть ккакая-то...
жесть действительно) хотя мне кажется это не в характере Зига, он просто не будет вступать в другие отношения.
какой??
там была какая то сцена не помню где, где они стоят напротив и смотрят друг другу в глаза, а потом вроде целуются? Я честно говоря плохо помню. Вроде бы эта сцена была уже после смерти Кирхайса.
а чем оба раньше думали?
как говорится, не ценят люди то что у них есть, а только после того как потеряют.
ам была какая то сцена не помню где, где они стоят напротив и смотрят друг другу в глаза, а потом вроде целуются?агась. на фоне оттенка фуксии, да. Сама бы хотела знать, чей это глюк и где его увидеть еще раз
как говорится, не ценят люди то что у них есть, а только после того как потеряют.бесит то, что пока он жив оба в глаза и за глаза твердят: Кирхайс - главная ценность нашей семьи
пока он жив оба в глаза и за глаза твердят: Кирхайс - главная ценность нашей семьи
это никак не мешает им пользоваться им)
это никак не мешает им пользоваться им) очень по-японски