арт по Легенде о героях галактики

Вот, я вернулась с практики и из Питера. Сессии, как ни странно, бесхвостые. Летнюю подработку домашние попросили бросить: типа, ты на дневном и все такое...никого не впечатлило, что еду-музеи-поезд я заработала))) ну ладно))) что еще? Ах да, моя мама вышла замуж^^
Подразобрав кучи собранных артов, поняла, что есть вещи, которые не объедешь и на танке.

Любимый отп англосаксов ага, Кирхайс/книга

---

Аннерозе и ангелы

Вот эту штуку было оччень сложно найти во второй раз и не с планшета. только поэтому вешаю сюда. Ну, и за выражение лица))) Кирхайса,о, эта непонятная траектория)))))

---

 _Dokuganryu_, добро пожаловать!

Очень приятно!

не, ну я примерно поняла. КТО нужен...или ошибаюсссь?))

---

 sevrujka, добро пожаловать!

Каким текстом и про кого порадовать?

---

Добро пожаловать,  alena1405!

Ужасно рада, что вы\ты меня читаете\шь!

В скором времен я плотно засяду за выполнение приветственных заявок.

Итак, чего\кого бы хотелось, при каких обстоятельствах?

---

Вопрос читателям: Кирхайс и любовь.

Я уже кинула вопрос в соо)) но там можно услышать разное, а тут все свои.

Вот что хочу спросить:

если Кирхайс внезапно понимает, что любит кого-то, кто не Аннерозе-сама, и любит совсем не платонически, как он определяет для себя эти два чувства????

мне важны все мнения, все варианты.

---

Фанфик, подаренный мне

Репост с разрешения автора. Автор, ты реально очень крут!


31.12.2017 в 01:41

Пишет  Erna*Y:

Не бечено, написано для личного пользования, поэтому багов до черта

Для  Phezzany
Почти совсем не эпично, зато про Кирхайса. И про распитие спиртного) AU, джен, PG-13, чуть больше 1000 слов.
Можно считать мелким приквелом кое-к-чему крупному.

Кто-то другой

1.
Стаканы звякнули друг о друга.
-Прозит, - Ройенталь слабо улыбнулся и отхлебнул виски.
За победу сегодня пили, по меньшей мере, четыре раза. И еще - за удачу и долгие лета кайзеру Райнхарду. На банкете вино лилось рекой, и бокалов разбили без счета. Но слишком сильно разгоняться никто из здравомыслящих людей себе не позволял. Продолжили в рабочем кабинете - бывшем гостиничном номере, где по полу тянулись провода от наспех подключенной аппаратуры. Бутылка и стаканы красовались между стопкой донесений и рабочим коммом Ройенталя.
Миттермайер кивнул на бутылку.
-Как тебе виски?
-Мог быть и лучше.
Виски был тот же, что они пили в прошлый раз, на Феззане.
-Это из-за вина. Вкус кажется не таким, как обычно.
Ройенталь покачивал стакан, слушая постукивание льда о стекло.
-Его величество рано ушел с банкета.
-Наверное, устал. На него вместе с этими территориями свалились горы бюрократической волокиты.
-Кирхайс ушел вместе с ним. Весь вечер они так и ходили - парой.
-Может быть, они сейчас вот так же сидят в кабинете, и что-нибудь пьют.
-Например, кофе. Кирхайс только притрагивался к вину.
-Ты что, наблюдал за ним?
-Когда поднимаешь тост за тостом, вместе, не наблюдать сложно. Забавно: мы пьем с Райнхардом наравне, а Кирхайс только делает вид.
-Он был бледен, - заметил Миттермайер. – Может, старая рана все еще болит?
–Не знаю. Он выглядел бодрым
-И Райнхард, кажется, им доволен.
-Слабо сказано, - Ройенталь не пытался скрыть улыбку. - Но доволен ли он сам?
Миттермайер нахмурился.
-Так ты сделал это намеренно.
-Что именно?
-Отрезанный вражеский флот непременно бы ускользнул, если бы Кирхайс не захлопнул ловушку.
-Он всего лишь добросовестно выполнил данное ему предписание. Штайнметц был в резерве, и Кирхайс загнал врага прямо под обстрел его флота. При чем здесь я?
-Ты специально затянул отступление с перегруппировкой, дав врагу немного времени. Чуть больше дезорганизованности, и никто бы ничего не заметил. Но в твоих рядах был полный порядок.
Ройенталь наполнил его стакан с таким видом, будто совершал священнодействие.
-Я тоже иногда умею беречь жизни своих людей.
-И ради этого готов пожертвовать толикой славы.
-Отчего бы и нет?
Вопрос повис в воздухе.
-Ты хотел проверить его. Повторит ли он прошлую ошибку и на этот раз.
-Сдается мне, что ты сам не уверен в нашем номере два.
-Меня беспокоит, какова будет реакция кайзера, когда он догадается о твоих мотивах. Сначала скандал с той женщиной, потом это…
-Думаю, Райнхард уже догадался. Он благоволит к Кирхайсу, и готов простить многое. В прошлый раз, когда он упустил вражеский флот, отказавшись от боя на истощение, его величество ни слова не сказал. Если бы упустил и на этот раз, в худшем случае, нас ожидала бы еще одна битва.
-Значит, как истинный любитель подраться, ты позаботился о возможности продолжения войны?
-Его величество наверняка устроил бы и такой исход.
-Почти не сомневаюсь, - Миттермайер вздохнул. - В одном ты прав. Что-то было во взгляде Райнхарда, когда он подошел к нам. Тогда я не понял, что это было за выражение. Этакий заговорщический взгляд, как будто ты оказался ему услугу. Пожертвовать толикой славы и удержать ситуацию под контролем - рискованная игра, на которую мало кто смог бы решиться.
Миттермайер внимательно посмотрел на друга. Чем выше ставка, тем больше удовольствия от игры. В последний раз ставка разыгрывалась немалая.
-У Райнхарда не прекращается жар. Уже больше года он держится на одних стимуляторах. Это не усталость, как говорят его врачи, и тем более не простуда. Мы должны быть полностью уверены в том, кто поведет нас в следующий раз.
Устраивай проверки как-нибудь иначе, только не во время боя, хотел сказать Миттермайер. Но промолчал. Ведь Ройенталь лишь высказал то, что в последние полгода витало в воздухе. И все же - скверные игры, и вдвойне скверно, если кайзеру они по душе.
-Что за упаднические настроения. Он побеждал всех своих врагов, победит и болезнь, и проживет еще много десятилетий.
-Хотел бы я, чтобы так оно и было.
-А как насчет Кирхайса?
-Что ты имеешь в виду?
-Ты нашел ответ на свой вопрос, или все еще не уверен?
Ройенталь улыбнулся своим мыслям.
-Мне кажется, он изменился.



2.

Примостившийся в углу торшер, который забыли убрать, и пара плюшевых пуфиков лишь подчеркивали ощущение походной обстановки. Кирхайс - в черном плаще, с блестящим металлом на кителе, - замер в трех шагах от стола. Темная фигура, отраженная в оконном стекле, в разбавленных огнями сумерках. Можно посмотреть еще – как будто на город далеко внизу, утративший свой романтический статус колыбели свободы.
Пол как будто покачивается под ногами. Непривычная сила тяжести. И холод. Проклятый холод, с самого утра. Впрочем, как обычно.
Время – странная штука. Изменения совершаются постепенно, а замечаешь их неожиданно. Кажется, еще полгода назад на мостике «Барбароссы» стоял совсем другой человек. С тем же лицом, с тем же голосом, с тем же шрамом на шее.
А теперь – кто?
Тень меняется вместе с тем, кто ее отбрасывает.
Так трудно оторвать взгляд от зрачка темноты, не хочется прерывать молчание. В нем заключено все, что было прежде, и все, чему суждено произойти.
Райнхард обернулся. Молчание заполняло пространство, словно невидимая звездная пыль.
-Что будешь пить? Есть спиртное на любой вкус и тоник. Только кофе предложить не могу. Эмиль ушел спать.
-На твой выбор, - ответил Кирхайс.
Райнхард остановился перед ним. Можно не сдерживать радость. Дать себе волю. Да вот только то, что кажется теплым – не более чем разогретый от огня металл. Никакого трепета, никакой напряженности. Такова его природа. Металл постепенно остывает, чтобы покрыться льдом.
-Мы это сделали, - понизив голос, проговорил Райнхард. - Мы подошли к краю. Еще одна кампания, и галактика будет нашей.
-Людям нужна передышка. Они устали от войн.
-Разумеется, я дам им передохнуть. Боги, наконец-то этих бессчетных парсеков между нами больше нет! Располагайся, сейчас открою вино.
-Постой.
Тяжелая рука легла на плечо, понуждая остановиться. Не спрашивая дозволения, спокойно и деловито Кирхайс приложил ладонь ко лбу. Ладонь была холодной, как лед. Что за бесцеремонность? Гнев застрял в горле.
Но Кирхайс даже не двинулся с места.
-У тебя сильный жар. Прошу прощения.
-Да ладно тебе, - вздохнул Райнхард. – Просто не люблю, когда меня трогают без спроса.
-Знаю, - Кирхайс улыбнулся. Не так, как прежде. Устало. – Садись за стол, я скоро.
Через пять минут на столе были стаканы с прохладным травяным напитком
-Что это?
-Хватит на сегодня спиртного.
Райнхард попробовал. Вкус был смутно знакомый. Из детства.
Кирхайс тоже пил, и не отводил взгляда. Все та же тихая грусть. Все то же спокойствие.
Похоже, в последнем бою он оставил нечто важное, и получив взамен столь же ценный дар.
-Сколько ночей ты не спал? – Вопрос застал врасплох. А сколько их вообще было, этих ночей, в перерывах между совещаниями, бессонными бдениями на мостике, коротким забытьем в капсуле, и все сначала, по кругу?
-Не помню, - честно ответил Райнхард.
-Тогда ложись спать. Я побуду здесь, если не возражаешь. Завтра нам предстоит трудный день.
Некоторое время он рассматривал того человека, который был Кирхайсом, и в то же время – кем-то другим.
И внезапно все встало на свои места. Тому, кто только что разливал травяной отвар, Райнхард не хотел приказывать. Не хотел перед ним притворяться всемогущим героем, не допускающим ни единой слабости. Потому что тот, другой – с рыжими волосами, со шрамом на шее, в черном плаще – тоже Райнхард, завоеватель галактики. И пока он жив, все намеченное будет исполнено безупречно.

---

Арт по Логг. Двойная Звезда.

Хочу обратно: вот так же снова ходить по этому сумасшедшему городу...

---

Питер, е-мое)))

По разным причинам пришлось поехать в Питер. Думала, ненадолго) особенно круто было последние 2 дня, в осенней куртке))
на зачетах огребу, наверно. не хотелось бы вылететь с первой сессии...

---

До чего красивый арт по ЛоГГ!

Боже! ТО САМОЕ ВЫРАЖЕНИЕ!!!phezzanfever.diary.ru/p213849032.htm
Интересно, что для этого сделал Райнхард?

---

Добро пожаловать,  Siegfried Kiercheis!

Очень, очень рада!

адресное

я не антислешер...наоборот...
Надеюсь, Вам у меня понравится!

Чего бы хотелось в виде подарочка-текста?

---

Дыхание Рассвета. Ройенталь/Кирхайс. Рейтинг.

То самое. Всем - 18???

...Нет, это время не для бесплотных чертогов. Оно для жизни, которая кипит в крови – кто знает, сколь долго это продлится!

Часть 9.

- Снимите китель, Зигфрид. Еще два полена – и мы устроим тут настоящее лето, - это сказано нарочито беспечно. Так, чтобы голос не дрогнул. Потому что долгожданное счастье, кажется, сейчас пойдет горлом.
Его руки движутся с чуть видной поспешностью, как бы с облегчением… замирают, оставив черный бархат лежать кусочком ночи на густом сером меху ковра… Вот теперь можно дотронуться. Белый хлопок, скрепленный форменной запонкой, внутренняя сторона запястья, нежная, детская… Мгновенное, резкое движение руки, остановившей твою руку. Пусть сжимает – твои пальцы осторожно, невесомо гладят его пальцы… Предначертанное… Согласное движение друг к другу! Дыхание, готовое остановиться или разорвать грудь, сливается в такт! Поцелуй, изощренный и томительный, длится как маленькая смерть… И – как возвращение к жизни – ласковые, сильные касания: ток пробегает по спине, затылку, голова запрокидывается, отдавая его губам беззащитность шеи в распахнутом воротнике…
Кожа ощущает ласковое тепло дыхания, от шеи – к груди, все ниже: он дарит себя, уступая… И от этого все труднее держать в голове тактический план. Хочется раствориться в этом человеке, познать его боль и радость, его душу… покориться этим рукам. Этому взгляду цвета пронзительных зимних сумерек. Ты думал, что имеешь дело с молодым, неопытным разумом, но это – мужчина. В чем-то - старше тебя.
Старше - него. Сбывается… О, боги!..
Словно гонимый роком, Оскар медленно отстранился. Капля пота проложила путь от виска до щеки. Он смахнул ее тыльной стороной ладони, с трудом встал, склонив голову, побрел к постели и опустился на жемчужно-серый шелк покрывала. В одно движение Зигфрид оказался рядом. Присел, обнимая за плечи.
Нет, никогда в льдисто-серых глазах Вечности не было столько самоотверженного участия и желания понять. И – не будет.
Оскар покачал головой в ответ на немой вопрос друга. И неожиданно для себя… обеими руками притянул огненно-красную голову к губам, покрывая поцелуями завитки волос, лоб, трепещущие веки… потом окончательно избавился от одежды, помог Зигфриду сделать то же самое. Откинувшись на подушки, закрыл глаза и позволил целовать себя, лишь изредка направляя кудрявую голову возлюбленного, пропуская пряди сквозь пальцы… Вскоре он почувствовал тепло дыхания, согревающее его бедра - намерение ответной ласки… Оскар встрепенулся и с первыми невозможными ощущениями скорее почувствовал, чем увидел полузакрытые синие глаза и бледные губы, смыкающиеся на его теле…
Вскрикнув, он закусил губу, голова метнулась по подушке. Секунды, подчиняясь пульсирующим движениям, длились невероятно долго, и он успел опомниться только на самой грани. Мягко оттолкнул ладонями мускулистые плечи: ноготь коротко черкнул по соску. Ответом был новый поцелуй в губы: пополам с едва слышным стоном.
Оскар впился пальцами в напряженные бицепсы, упершись локтем и ногой, перевернулся, чтобы оказаться сверху. Это было совсем иначе, чем с женщинами… Ощущение борьбы на равных и…доверия… Ощущение крепкого тела, где нежная мягкость была разве что на границе щеки и шеи… Наслаждаясь медлительной, рассудочной точностью движений, он скользил руками по гладкой коже, внутренне вздрагивая каждый раз, когда пальцы касались бархатистого перехода от бедер к животу, целовал, расчетливо оставляя темно-алые следы так, чтобы одежда потом скрыла их, и лишь двоим тайна была бы известна.
Необычайная, полная страсти, радость взрывалась в крови, когда, волнообразно двигая бедрами, можно было почувствовать, как его твердость и твердость Зигфрида напряженно лелеют друг друга. И увидеть, как все чаще желание, туманя серьезные синие глаза, смыкает густые ресницы. Оскар откатился в сторону и нащупал на тумбочке маленький несессер. Он старался не задумываться о том, что будет дальше… Подготовиться… Вернуться к ласкам… Дать волю телу…
Дальнейшее осталось в памяти мгновенными вспышками - страсть рвала сознание в клочья… Алое сияние углей в камине… Крутые завитки волос на запрокинутой голове, кажущиеся почти черными, цвета запекшейся крови, от легшей на них тени… Искательное движение руки, дарящей наслаждение – и он подается навстречу, в глазах – недоумение и решимость… Опереться на правую руку: пусть боль пронзает ее! Ему так будет легче… Еще раз пройти пальцами путь – согнутое колено, мышцы бедра, совершенные в своей красоте, вверх по спине… Там, между лопаток… Неожиданно – его стон, отдающий все: жизнь, душу… Рука возле его шеи… Пряди так мягки… Вернуться назад, к бедрам… Привлечь к себе… Нежность – насколько хватит терпения телу, сжигаемому болью страсти… Еще… Еще… Нет ни дающего, ни принимающего… Перед закрытыми глазами, нет, в глубинах души, - неторопливо разворачиваются созвездия… Сияющий туман охватывает все вокруг…
- Oh, meine einzige!
Звук вырвался из горла вместе с остатками воздуха. Теряя сознание, Оскар фон Ройенталь с трудом вдохнул снова. Голова поникла – и новый выдох пришелся уже в плечо Зигфрида. Затем темнота поглотила все.
Он очнулся через несколько секунд. Тела, разъединившись, вновь устремились друг к другу – в спокойной неге. Голова Зигфрида оказалась на его груди, и Оскар, ласково обнимая плечо друга, наверняка знал, что тот прислушивается к биению его сердца. Подняв глаза, можно было увидеть, как за стеклом световых люков проносятся обрывки туч и вьются последние ленты снега…
… Потом были хлесткий жар душа и чашка еще теплого вина, разделенная на двоих, веселые разведка и дегустация припасов на тесной кухне… Деликатные объятия огромного пухового одеяла и над его невесомым, как облако, краем, - чуть бледное, с порозовевшими полуоткрытыми губами, лицо Зигфрида, которого Оскар впервые увидел спящим.

---

Саундтрек для рейтинговой сцены

Фффсёёё...

Я это сделала. Две недели ушло на три-четыре абзаца. Именно потому, что я не хочу обычных "дырочек-палочек". я не ожидала, что получится и страсть, и флафф даже, и уже не хочется убить героев в конце)))
Внезапно до меня дошло: у текста может быть саундтрек! Я могу писать под музыку!

В общем, аудио вешать не-а, но ловите:

The Black Keys, альбомы "Magic Potion" "Brothers", плюс сессии для радио и iTunes

Теперь можно возвращаться к сюжету...

---

Никнейм PhezzanNobody меняется на Phezzany

Спасибо вам, дорогие и любимые ПЧ!

Благодаря вам я больше не никто) Вам интересно - а я счастлива!

Теперь я - кто-то) Но моя феззанская составляющая и нейтралитет не меняются)

Ваша Phezzany.

---

Дыхание Рассвета. Ройенталь/Кирхайс. И рецепт глинтвейна от Оскара)

В продолжение разговора. Или что понимает Оскар фон Ройенталь под "признанием в любви"...

Часть 8

Ветер. Холодный, равнодушный. Темнеющие гряды облаков бегут все быстрее и быстрее. Полы легких шинелей развеваются и резко хлопают под порывами.
- Лишние потери в живой силе, планеты Альянса, слабеющие от необходимости вести долгую войну – вот аргументы, - голос Зигфрида ясен и негромок. Как в тот час, когда в кабинете коменданта Гайерсбурга решалась судьба кораблей Аттенборо.
- Адмирал Ян не станет подчиняться губернатору, присланному Рейхом.
- Это и не нужно: самоуправления под его началом – достаточно.
Какая страшная пропасть пролегла нынче между теми, кто мог бы быть друзьями! Или же… О беседе его светлости с генерал-адмиралом Кирхайсом в точности не известно. Возможно, было прямое указание о проверке лояльности. Верность. Превыше дружбы, боевого братства… Нужно выяснить немедленно. Уймись же, сердце!
- Признав необходимость покушения на Трюнихта, по сути, я признаю возможность победы Яна в любом случае? Вы ведь так выразились? – глаза сощурились против воли, мышцы на скулах напряглись, скрывая чувства. Что ж, это будет славный бой!
- Да. В том случае, если адмирал Ян будет жив. Не гневайтесь, Оскар. Выслушайте. Победа Альянса возможна только тогда. И, если он откажется вести переговоры, мне не хочется думать о необходимости его устранения. Этот человек нужен.
Нет, мир обрушится не сегодня! Есть вещи неизменные: что бы ни говорил и ни думал Зигфрид Кирхайс – он всегда говорит и думает о Галактической Империи Райнхарда фон Лоэнграмма.
- Вы – удивительный человек, Зигфрид. Боги послали мне вас в отместку за ограниченность мышления! Право, оставьте Яна и глав Альянса по-прежнему мешать друг другу: пока это происходит, нет нужды думать ни об устранении Чудотворца, ни о его возвышении!
Свести разговор к шутке в покровительственном тоне – не самый оригинальный ход. Но это лучше, чем могильный холод, пробегающий по спине при одной только мысли о выборе между верностью другу и верностью кайзеру Райнхарду фон Лоэнграмму. Ветер треплет огненно-красные волосы… в глубине спокойных синих глаз – непреложность Судьбы…
- Печально осознавать, что вы правы. Слишком много жизней будет отнято.
- И все же, ваша невероятная идея была бы поддержана мною… Быть может, и его светлость задумывался о подобном. Но невозможно спасти Яна и его солдат от данной ими присяги.
Никогда в жизни еще не доводилось говорить слов, столь близких к признанию в любви! Никогда еще не доводилось стать поверенным столь сокровенных мыслей!
Второй мост, из шлифованных серо-желтых плит, скучноватый, ровный, как продолжающая его дорожка, остался за спиной. По обе стороны простирался обширный луг, обрамленный деревьями. Колючий ветер раскачивал посеревшие кроны, гнал скомканные тучи.
- Еще одно, Зигфрид. Предложи вы его светлости рассмотреть вариант адмирала Яна в качестве главы территорий самоуправления, вас не поняли бы. Кайзер Райнхард фон Лоэнграмм не нуждается в соправителях.
Кирхайс в изумлении повернулся:
- Соправителях?! Нет, это мне не пришло в голову. Ян Веньли – хороший подчиненный и хороший управленец. Вся его тактика направлена на, я бы сказал, уклонение от верховной ответственности.
Мимо его воротника протанцевало на ветру несколько снежинок. Разом потерявший краски парк наполнился неясным шумом. Видно было, как полосы ветра, пригибая траву, пересекают дорожку.
- Вот как? Ни разу не думали о возможности существования соправителя?
- Нет. Ни разу.
- Наверное, вы правы… Но все же… Что за ледяной холод окружает того, кто взял свою величайшую вершину! Впрочем – любого, кто оказался один на один с равнодушной судьбой. Когда-то, много лет назад так впервые я увидел Миттермайера… Он собирался драться с десятком идиотов, нимало не задумываясь, чем кончится дело. Нельзя было остаться в стороне… Однако они тоже не задумались о последствиях. Это в итоге все решило.
- Значит, вот как все было? Что ж, ваших противников нельзя винить: они не знали, что присутствуют при рождении сверхновой. К тому же, Двойной.
Друзья переглянулись и рассмеялись. Внезапно Кирхайс закашлялся и, приложив руку к левой ключице, остановился. Оскар вдруг понял, что правая рука, нывшая еще утром, болит от холода. Значит, Зигфриду приходится гораздо труднее… За разговором они ушли достаточно далеко от усадьбы. До начала метели вернуться не удастся. Он положил руку на плечо друга:
- Пойдемте быстрее. Вон за теми платанами – Охотничий домик. Укроемся там.
Оставшийся путь они проделали почти бегом. Когда Оскар, не без труда отыскав на связке маленький серебристый ключ, отпер стеклянную дверь и пропустил друга вперед, резкий порыв ветра швырнул ему в лицо первую горсть мелкого жгучего снега.
На деле Охотничьим домиком в усадьбе называли зимнюю беседку, две стены ее были из камня, две – из стекла. С давних пор там было принято размещать гостей, предпочитавших уединение, поэтому Йозеф и Берта всегда перед приездом хозяев относили в Охотничий домик все необходимое для комфортного обустройства – на всякий случай.
Адмиралы сняли шинели и оставили их на спинках стульев, чинно расставленных вокруг овального стола. Кирхайс потер ладони и огляделся:
- Я разожгу камин.
- Я поищу вино и кофейник, с вашего позволения.
В беседке была только одна комната, но вдоль двух каменных стен были незаметно устроены крошечная гардеробная, ванная и кухонька, где развернуться удалось бы только слугам. Туда-то и направился Оскар. К его большому удовольствию, припасов было достаточно. Выбрав наугад из двух незнакомых сортов полусладкого вина, он, не раздумывая, перелил содержимое бутылки в стальной кофейник, отыскал две чашки потолще и вернулся в комнату.
Зигфрид устроился на большом меховом ковре возле углового камина, который уже полыхал, веселым ревом давая знать, что холоду в Охотничьем домике делать больше нечего. Юноша сидел, обняв колени, огонь освещал его лицо и спокойно лежащие крупные кисти рук. На костяшках пальцев виднелись едва заметные следы: видимо, Кирхайс уже начал тренироваться регулярно.
Ройенталь опустился на одно колено перед камином, слегка передвинул пару поленьев и поставил кофейник на таганок. Вскоре вино уютно загудело, и, обжигая пальцы, он переставил потемневший сосуд на каменную приступку, разлил темно-рубиновую, на удивление пахнущую изюмом и горными травами, горячую жидкость по чашкам. Осторожно передал одну другу. Пальцы нечаянно коснулись гладкой кожи на ладонях Зигфрида, и, делая первый терпкий глоток, Оскар внезапно почувствовал, как под левой ключицей грудь пронзает боль. Чужая боль.
- За его величество кайзера Райнхарда фон Лоэнграмма, - выговорил он твердо.
В сапфировых глазах отразились всполохи огня.
- За процветание Галактики под его рукой.
Мягкое тепло начало распускаться в жилах подобно сотням цветов. Ройенталь расстегнул ворот, потом снял китель вообще, улегся, опершись на локоть. Живой, мирный огонь притягивал: только на планетах можно оценить всю дерзость того, кто первым дал людям рыжий лепесток неизмеримой яростной звездной мощи. Рядом с локтем вновь появилась полная чашка. Он повернул голову. Кирхайс, уже вернулся на свое место и, улыбаясь, расстегивал воротник:
- Становится жарко. Отличное место!
- Да, особенно если глянуть на улицу.
Сквозь французские окна, завешенные легкими серыми шторами, видно было, как снежные хлопья, наискось падая, исчезают у самой земли.
- Не только поэтому, - юноша бережно обхватил свою чашку, - во всем видна рука хозяина.
Оскар украдкой глянул на тумбочки возле кровати и понял, что неминуемо краснеет. В каждой из них, как он вспомнил по описи, прилежно составленной Йозефом, лежит маленький дорожный набор со всем необходимым… Он медленно перевел глаза на чашку, сделал вальяжный глоток и беспечным тоном произнес:
- Это заслуга управляющего. Будь моя воля, тут были бы книги, и - много.
Оставалось надеяться, что краска на щеках будет приписана действию горячего вина: в конце концов, на скулах Зигфрида уже тоже играл румянец.
Плавно, будто обтекая стоящую рядом чашку, Ройенталь поднялся, чтобы снова сесть. Он знал, что его движение не укрылось от внимательных глаз.
Тем слаще новый, обжигающий глоток. Выжидая, наблюдать… Только что белой витиеватой ручки касались эти пальцы… Глоток Судьбы. Так, наверное, полнится жаром вино Вальхаллы… Он тоже пьет: задумчиво, медленно… словно прислушиваясь к неведомому… Нет, это время не для бесплотных чертогов. Оно для жизни, которая кипит в крови – кто знает, сколь долго это продлится!

---

Дыхание Рассвета. Ройенталь/Кирхайс. Бывает и флафф.

Вот так вот оно: не выкладывать подолгу)

паникапаника

Люди опомнятся - и уже не поговоришь по душам. Канон-то старый...все наговорились А я бы говорила о ЛоГГ все время...Я и исчезла-то потому, что либо в тексте, либо в артах, либо в тихую читаю всех.

Ладно. Спускаемся со вселенских высот. Осторожно, кексы!Не стоит думать, что обычная жизненная ерунда для Оскара фон Ройенталя не важна: у него ее никогда не было И не стоит думать, что тут все будет так уж пушисто. Еще: а вот возьму - и прерву их разговор на половине! Я предупредила)

Часть 7

…Оскар не помнил, как они оказались в комнате Кирхайса, затем – в душе. В памяти осталась только аккуратность, с которой на полочке были разложены немногочисленные вещи. Это вызвало у него улыбку нежности. Еще он помнил, что обняв Зигфрида, коснулся губами свежего шрама.
- Вернемся обратно?
- Пожалуй, я хотел бы найти то, что обещал.
Кроме этого, они не сказали друг другу ни слова. В пять, как и положено, Йозеф торжественно внес кофе в библиотеку. На подносе кроме прочего примостилась тарелочка с двумя свежими шоколадными кексами. На каждом были султан из сливок и виноградина. Оскару подумалось, что Берта по-своему выразила радость от их приезда.
Короткий февральский день уже сменили прозрачно-синие сумерки, и от бронзовой лампы в виде менестреля, опершегося о суковатый ствол дерева, на стол лег теплый круг света. В оконном стекле Ройенталю было видно отражение лица Кирхайса, склонившееся над книгой. Сквозь него проступали редкие едва видные звезды. Отражение, скользнув, исчезло – юноша поднял голову и улыбнулся:
- И во втором томе Сы-ма Цянь о той характерной тактике защиты малыми силами не пишет. По крайней мере, навскидку я не нашел. Что ж, поищем дальше.
- Оставьте на время: кофе действительно хорош. И - стоит воспользоваться случаем: Берта не очень любит печь.
- С радостью. Последние два месяца мне стало сложнее обходиться без сладкого…
Оскар покачал головой и передвинул тарелочку к другому краю стола:
- Возьмите оба, Зигфрид. Это, конечно, не лекарство от анемии, но хотя бы повод задуматься.
Кирхайс не спешил: он посмотрел на угощение длительно, потом почему-то вдруг отвернулся к окну: губы сжались, над левой бровью проступила и исчезла складка. Затем, словно очнувшись от воспоминания, он перевел взгляд на друга:
- Спасибо. Поделим поровну, Оскар?
- Что ж, это будет справедливо: как в случае с гневом его светлости.
- Это совершенно несравнимые вещи, Оскар.
Они откинулись на спинки кресел, салютуя чашечками с кофе, рассмеялись, и беседа потекла своим чередом. Между делом Ройенталь спросил, как прошла аудиенция у его светлости. Уголки губ Зигфрида приподнялись, и новое, узнающее, выражение ласковой иронии появилось на его лице:
- Господин Ра…его светлость был очень зол на вас: за самоуправство, как он сказал, но на деле – за вашу правоту. «Любая искра бунта прежде всего уничтожит зачинщика», - вот его слова. Тогда я возразил, что иметь талант последовать его приказу, не взирая ни на какие обстоятельства, и достаточно смелости, чтобы ответить за это – ценно для новой империи. И привел в пример Фаренхайта. Его светлость повернулся к Оберштайну и сказал: «Вы слышали? Ценным клинком не рубят дрова». Думаю, на совещании вам стоит озвучить минусы перемещения Гайерсбурга.
- Думаю, это будет иметь мало значения в схватке с Изерлоном, пока план устраивает начальника штаба. А после аудиенции он ему действительно понравится: как хороший способ избавиться от меня и Яна одновременно.
- Оскар, вы знаете, что таким способом избавиться от адмирала Яна не получится. И, если как вы говорите, Оберштайн примет план, чтобы избавиться от вас, значит, он тоже это знает. Признайтесь честно: вам просто обидно, что вы командуете крепостью в отдалении от столицы.
Еще несколько часов назад Ройенталь, всерьез рассердившись на эти слова, стал бы поспешно говорить, что любое назначение его светлости – честь, и с личными амбициями покончено… Но теперь, глянув на пустую тарелочку и шоколадные крошки возле нее, на стопки книг, занимающие полстола, он почувствовал только веселую легкость. И снова рассмеялся:
- Вы правы: это было абсолютно глупое предположение! Но не совсем точны: я нисколько не расстроен назначением. Я просто рад, что жив.
- И рады, что Оберштайну это не нравится?
- Хм. Пожалуй, что так. Но и вам следует быть настороже: вряд ли господин начальник штаба считает ваше самоустранение искренним. А значит, в ближайшее время примется разгадывать вашу так называемую «игру». Его методы вам известны.
Зигфрид нахмурился и собрался что-то сказать, но тут в дверь осторожно постучали.
- Прошу прощения, господин… - Берта стояла на пороге, нерешительно пряча руки под передник, - У вас книги разложены…может быть вы разрешите подать ужин вниз? Уж очень боюсь повредить тут что-нибудь…
- Разумеется, Берта.
- Прикажете книги оставить как есть?
- Конечно. Ступайте. Мы спустимся в семь.
Берта сделала книксен и исчезла. Оскар вопросительно повернулся к другу. Но Кирхайс только решительно опустил глаза и выговорил:
- Господину начальнику штаба придется просто понять: нет никакой игры. Потому что…
Тут, словно спохватившись, он посмотрел на собеседника:
- Я не знаю, как выразить. Теперь господин Оберштайн, очевидно, уже не сможет задеть…простите. Я сам не знаю, что говорю.
Безжалостно было бы вызвать его на откровенность вот так, сейчас…
- Бросьте, Зигфрид! Господин Оберштайн и понятия не имеет о том, что в головах и душах людей. Когда-нибудь его это сильно подведет.
- Вы правы, наверное…Вернемся же к работе!
- С удовольствием.
Закончив с книгами, они разошлись, чтобы переодеться к ужину. Оскар внутренне отругал себя за то, что не приказал устроить все без церемоний, но нарушение размеренного порядка в усадьбе стало бы слишком заметным. Теперь он стоял у зеркала, оглядывая себя, и сомневался. Носить парадную штатскую одежду ему приходилось нечасто: балы и званые вечера не были его любимым развлечением. Кроме того, сюртук и все, что ему причитается, Ройенталь полагал анахронизмом. Поколебавшись, он счел вполне приемлемыми глубокий синий тон и лаконичную отделку цвета бледного золота. Затем, подумав, достал из шкатулки фамильный перстень Марбахов: простое кольцо из платины с аметистом теплого оттенка. Оскар не любил эту вещь за тяжесть, но сам камень, символ верности, ему очень нравился. Поправляя шейный платок, он вспомнил рассказ Кирхайса о встрече с Яном, и подумал с усмешкой, что даже пилоты Альянса знают толк в белом шелке.
…В камине Красной гостиной переливались, догорая, угли. На столе, застеленном скатертью узорчатого голубоватого льна, церемонно поблескивал парадный сервиз с золотой гравированной каймой… И тем разительнее был контраст, когда на лестнице появился Зигфрид в скромном коричневом костюме. Оскар про себя дал слово при первой же возможности вызвать в усадьбу Шеллермана, вслух же сказал:
- Садитесь, прошу вас. И не обращайте внимания на все это: порядки в доме были заведены еще отцом и с тех пор не менялись. Красное «Нойе Сан-Суси» или предпочтете другой сорт?
- На ваш выбор. Думаю, это хорошо, когда семья может следовать традиции.
- Отчасти похоже на этот перстень, Зигфрид: эффектно, но тяжело. И в бою может всерьез помешать.
- Но… Ведь это аметист, камень верности. Наверняка ваши предки… а теперь и вы…
Вот человек, который во всем видит хорошее.
- После ваших слов я должен задуматься. Однако не все наши традиции стоит сохранять при новом порядке вещей, - он присмотрелся к кольцу: неяркое колеблющееся пламя свечей оживило в прозрачном кристалле кроваво-красные отблески, - И все же, что касается камня – вы угадали…
Вернувшись к себе после ужина, Оскар увидел голубой сигнал голофона: записано одно сообщение. Вольф.
Над аппаратом по пояс выросла маленькая фигурка в генерал-адмиральской форме и горестно развела руками:
- Прости, не мог раньше! Куча бумаг, все бегают как ошпаренные. Как у тебя дела?! Что сказал его светлость? Я ничего толком не знаю. Да что там: Мюллер – не знает!
Кинь весточку, как освободишься. И я от тебя не отстану: кто эта дама? Она с Одина или из крепости? Прости, если надоел!
Оскар придвинулся к камере и с непроницаемым лицом записал ответное сообщение: он в добром здравии, будет рад увидеться на совещании у его светлости, имя назвать не может, ибо на сей раз оказал внимание несвободной даме.
Вольф отозвался сразу же:
- Ты цел, слава богам Вальхаллы! Я тоже буду рад увидеться! А имена дам ты и так очень редко называешь. Наверно, боишься, как бы я не послал им роз в утешение?
Ройенталь улыбнулся: как и многие примерные мужья, Ураганный Волк любил на словах блеснуть в роли покорителя дамских сердец. Затем разделся и откинулся на постели, заложив руки за голову. За окном, глухо урча, шевельнулся ветер.
Невероятный день. Вот так чувствует себя человек, когда он счастлив? Отчего жжет в груди? Странное ощущение. Тоска без боли, радость без спокойствия…надо ли было сказать? И что можно было сказать?! Даже просто быть рядом – невероятное…счастье? Нет, это пламя не погасишь… Зачем, зачем нужно было вежливо проститься, пожелав хорошего вечера, если каждая минута рядом стоит года жизни? Аромат летнего дождя, ложащегося на листья липы… Как сильно, оказывается, ты скучал по ветру! Там, в аллее Нойе Сан-Суси…нет, это…неважно! Лишь показалось…
Луч полуденного зимнего солнца. Упрямый льдисто-серый взгляд. Но даже это – неважно!
Не показалось. Иначе… Но отчего так рвется сердце? Разве так может быть? Ему понравились старые акварели Древней Германии, и нужная строка нашлась у неторопливого китайского мудреца – как раз в третьем томе…Услышать дыхание – хотя бы…еще…раз.
Когда он открыл глаза, уже почти рассвело. С удивлением Оскар понял, что проспал двенадцать часов кряду мирным сном счастливого ребенка. В его жизни такое, пожалуй, было впервые. Он не помнил, что именно ему снилось, только ощущение легкости и света. Глядя на огненную зимнюю зарю, он подумал, что и этот день одарит его ветром…
Как и было условлено с вечера, в десять утра оба адмирала уже стояли на террасе, выходящей в парк. С нее открывался вид на партер с небольшим фонтаном в центре, окруженный купами деревьев. Некоторые были увиты плющом почти доверху.
Бросив взгляд на слегка взлохмаченные живые изгороди вокруг газонов, на посеревшую от времени известняковую чашу фонтана, усеянную бархатными подушечками мха, новый друг улыбнулся:
- А вы, наверное, не очень любите, когда все растет в идеальном порядке, как по линеечке?
Оскар особенно не любил широкую аллею из кипарисов и постриженных в форме куба самшитов. На ее фоне родители когда-то позировали для огромного парадного портрета. С первого взгляда на картину было видно, что горизонт выписан уродливо, а люди едва терпят друг друга.
- Признаться, нет. Мне более по душе пейзажная часть. Там больше свободы.
- Я так и думал, - Кирхайс опять улыбнулся, - Но знаете, есть растения, которым очень на пользу, когда их немного ограничивают.
- Возможно. Однако в таких местах меньше поэзии. Хотя - на контрасте оба типа садов смотрятся лучше всего. Позвольте показать вам мой самый любимый маршрут.
Разумеется, маршрут этот вел в сторону, противоположную аллее из самшитов и кипарисов.
Они пересекли партер, затем вошли в аллею, следовавшую плавному изгибу широкого спокойного ручья. Утренний ветерок осторожно качал ветки с уже набухшими почками. На светлом небе показались первые перламутровые облака. Около их ярко-белого края были пронзительно четко видны две парящие птицы.
Оскар украдкой бросил взгляд на друга и – поразился, заметив сероватые круги под его глазами. Следы бессонной ночи? Неужели?.. Впрочем, он ничего не ответит, лучше не спрашивать…
- Взгляните, Зигфрид: этот мост из дикого камня особенно хорош утром. Он кажется выше, чем на самом деле и… суровее. Словно страж первозданной природы на границе царства порядка и геометрии.
Кирхайс задумчиво кивнул, как будто слова Ройенталя были созвучны его мыслям:
- Да, мастер, спланировавший парк, был очень, очень талантлив… В чем-то это похоже на нашу Галактику, не правда ли? Порядок и вольница, четкий план – и непредсказуемость. Между ними – узкий мост, соединяющий в себе и то, и другое.
- Вы - больше поэт, чем сами думаете. Но вы забыли о втором мосте…
- Верно, его едва видно в тумане, - лукавая улыбка флотоводца вспыхнула на мгновение, - но, очевидно, так и было задумано? Еще деревья, поворот реки – все как будто для того, чтобы скрыть его.
- Возможно. Но тот – из гладких плит. Рассеется дымка – и он будет выглядеть очень буднично.
Взойдя на выгнувшийся крутой дугой двухарочный мост, они остановились. Оскар, любуясь прозрачной водой ручья, коснулся неровных камней парапета. Ему нравилось это ощущение островатой дикости под пальцами. Зигфрид же смотрел в ту сторону, куда вел мост: на округлый холм, увенчанный несколькими старыми деревьями. Их кроны мягко освещало приглушенное облаками солнце. Оно играло и в ярко-рыжих волосах, оставляя причудливые блики. Стоило большого труда удержаться и не дотронуться до нежной мочки уха.
- Возможно, Оскар, с Яном Веньли стоит договариваться, а не воевать.
Генерал-адмирал фон Ройенталь был ошеломлен настолько, что на минуту потерял дар речи. Генерал-адмирал Кирхайс повернулся к нему, испытующе посмотрел в глаза.
Даже в самых амбициозных мечтах нельзя было найти ответ на подобные слова. Будто рушились глубочайшие основания мира…невозможно постичь такое…Отыскивая в легких воздух, Оскар выдохнул:
- П…почему?..
- Потому что этот человек настолько не хочет войны, что выиграет ее в любом случае.
С изумлением поняв, что кровь с жаром приливает к щекам, Ройенталь слегка наклонился вперед и произнес:
- Еще никому не удавалось успешно вести войну, не имея желания воевать. И еще - никому не удавалось остаться в стороне от боя, будучи избранным его светлостью Райнхардом фон Лоэнграммом в качестве личного врага…
- Нет. Не удавалось. Но ему – удается. Иногда мне кажется, что его светлость не Яна считает личным врагом. Верность присяге – превыше всего. Жаль только, что Ян верен недостойным людям.
Первый шок прошел, и перед внутренним взором Ройенталя начали выстраиваться возможные комбинации.
- Рейх мог бы сделать что-нибудь с этим. Наши разведкадры - к примеру, на Гайерсбурге - показали себя отлично. Но даже если мы устраним всех, кто мог бы помешать вести переговоры, что вы можете сделать с идеей свободы от тирании, которая ведет в бой адмирала Яна и тех, кто верен ему? Свобода для них важнее мирного договора.
Не спеша, они двинулись через мост, поднялись на холм, где в прозрачной тени деревьев белела мраморная ваза. На южной стороне склона было множество кротовин. Ройенталь вспомнил, как в прошлом году Вольф Миттермайер, устав спотыкаться об них, весело смеялся и рассказывал истории об отце, ландшафтном архитекторе…все они были забавны и ненавязчиво поучительны… Тем невозможнее казалось происходящее теперь. Зигфрид, между тем, тщательно обдумывая ответ, молчал. Сердце Оскара начало колотиться неистово.

---

Урра!!!  царевна Лягушка, добро пожаловать!

секретное...

Я как чувствовала...меня последнее время очень тянет на ОТП...

Чем я могу порадовать и отблагодарить за кучу прекрасных выложенных артов!? Каким текстом?

---

Снится мне ЛоГГ...

Осень, романтика, блинн...
Мне уже две ночи подряд снятся странные сны, про героев, очень похожих на Райнхарда и Кирхайса.
Философские, я бы сказала. О том, что есть миры, где любовь - как грипп или увечье, не обязательна...про то, что ближайший человек не догадывается о том, что происходит на деле...

Сон номер раз

По равнине, на которой нет деревьев и травы, только камни гладкие, идут двое. Над ними странное розово-кобальтовое небо, много ярких звезд. Дует сильный ветер с дождем. Один из парней - веселый, бесшабашный, светлые волосы, часто шутит. Второй - посерьезнее, красно-каштановые волосы. Дождь превращается в ливень. Путники прячутся в расселине, чтобы переждать. Проходит примерно часа два, и темноволосому становится реально плохо...Дальше светленький уже практически тащит его на себе. К тому же, их явно начинают преследовать: на этой планете не любят чужаков. Светленький героически добирается до края равнины, там стоит поселение: низкие дома из гладких камней. Он стучится в крайний. выходит старуха с круглым лицом, с резкими чертами. Он говорит: "Помогите ему, если сможете!" Она проводит какой-то ритуал и спрашивает: "Вы ночевали в расселине на равнине?" "Да, мы там были недолго" "Сколько бы ни были. Это место не для тех, кто любит. Оно уничтожает их" "А разве он любит кого-то????"

Второй вообще, млин, "Белые ночи Достоевского"...

Сон номер два

В неком европейском городе живет девушка. В какой-то момент она решает, что просто жизнь ее не устраивает: ей хочется стать неким потусторонним высшим существом. Она ныряет в реку и становится чем-то вроде русалки. Такие существа живут весь год в воде и только в несколько летних ночей выходят на сушу в образе милой горожанки\куртизанки. Их кожа холодна. их жизнь - чья-то смерть. За несколько ночей надо найти человека, который полюбит. С ним нужно прожить сколько-то дней, забрать его жизненную силу и уйти в воду снова. Однажды она встречает ночью приятного парня. Тот как будто сразу понимает, что она - ночная бабочка. И говорит: "Я куплю вашу ночь - чтобы вы могли просто отдохнуть. я не коснусь вас". Она спрашивает, почему, и получает ответ : "Мне просто хочется вам чем-то помочь" Они приходят в отель и остаются там несколько дней. Они спят рядом, юноша относится к ней очень бережно. Она опять спрашивает, почему. "Лицом и фигурой вы очень похожи на ту, которую я люблю." Тем не менее. его жизненная сила уходит. И однажды русалка понимает, что не хочет отнимать его жизнь. Я проснулась - и не знаю, чем закончилось...

---

 Мэлис Крэш, вэлкам! Урра! помню-помню, как вы утешали меня с моим нытьем по поводу мелкого возраста, спасибо!!!
Чем можно порадовать вас\тебя? Каким текстом?

---

 Злая Ёлка, добро пожаловать! Располагайтесь!

Я не дарю картинки, я пишу текст по заявке ПЧ. Боюсь, правда, что по ГП у меня не получится)) Чего бы хотелось?